– А тебе вот-вот стукнет пять. Ты не должен сдаваться.

– Я и не сдамся! – уверенно вскрикнул мальчик. – Я ему ещё покажу, где раки летают!

Риган расхохотался. Сын смотрел на него сосредоточенно, но и непонимающе.

– Чего, пап? Ну чего?

– Раки не летают. Они ползают.

– А что такое раки? – Отец, как мог, объяснил. Сын выслушал внимательно, но тут же возразил: – Но я же слышал, ты говорил – покажу ему, где раки летают! Ты так говорил о Го.

– Во-первых, я говорил «покажу, где раки зимуют», а во-вторых, я так говорил в шутку. Надеюсь, ты не сказал Го, что я ему что-то там буду показывать, И́вар?

– Сказал, – смутился мальчик. – Но он ответил, что никогда не видел, чтоб раки летали, и с удовольствием посмотрит…

Риган снова расхохотался и спустил Ивара на пол. Тот немедленно залез на отцовскую постель со сбитыми простынями и одеялом и принялся жевать последнюю оставшуюся булочку.

– Пап, а где раки зимуют? – спросил мальчик, отрываясь от булочки.

– Не знаю, – рассеянно ответил герцог. Он как раз наклонился над картой, расстеленной на столе.

– Не знаешь? – изумился сын. – А зачем тогда говоришь? Как же ты покажешь?

– Это идиома такая.

– А что такое идиома?

– Устоявшееся выражение.

– Пап. – Ивар оставил булочку, подбежал к отцу и прижался к его бедру. – Пап, когда мы поедем домой? Я скучаю по Виге и по пони…

Риган опустил руку и погладил сына по голове, по взъерошенным золотисто-русым волосам. Мальчик доверчиво смотрел на него снизу вверх.

– У меня есть ещё одно дело. Закончу его – и поедем.

– А что за дело?

– Один нехороший человек похитил девушку. Её надо выручить.

– Ты будешь спасать девушку? – Ивар смотрел на отца с восхищением. – Ты будешь биться?

– Придётся.

– Здорово! – Он подпрыгнул и снова обнял отца. – Ты самый лучший папа на свете! Самый смелый и самый сильный! – И побежал хвастаться приятелям, что его отец снова будет совершать нечто героическое.

Риган посмотрел вслед сыну с нежностью и тоской.

Над его столом в кабинете, куда он прошёл из спальни, висел большой портрет, выполненный с редким искусством, но несколько неуверенно, поскольку делался мастером не с натуры, а с крохотной чёрно-белой фотографии, сохранившейся у герцога после всех перипетий. Не с первого раза художнику удалось подобрать удовлетворивший Ригана оттенок волос, а уж над глазами он бился несколько недель, пока герцог не сказал наконец: «Ладно, оставь, лучше всё равно не будет». С портрета смотрела молодая женщина лет восемнадцати-двадцати, немного грустная, немного лукавая и очень усталая. Волосы вились тонкими кудряшками надо лбом, остальные же, большая часть, были стянуты в косу. Под глазами лежали лёгкие тени, щёки впали, а губы едва заметно улыбались. На красивых ровных ключицах лежало чёрное ожерелье, а рядом, дразня взгляд, выглядывала родинка, особенно заметная на белоснежной коже. И всё. Её можно было назвать красивой, но самое главное, что заметный шарм, дарованный далеко не каждой женщине Терры и редко какой – здесь, проглядывал сквозь наносную усталость.

Риган смотрел на портрет, пока пришедший издалека шум не отвлёк его. Он провёл рукой по лицу, сел за стол, но первые несколько минут думал не о деле, а о жене, пропавшей три года назад… Больше уже, почти четыре. Хоть портрет сохранился. Хоть что-то можно показать сыну.

23

Риган встретился с императором Гвеснером в самый сложный момент государевой жизни. Младший брат его отца, устав ждать своей очереди на трон, поднял бунт против племянника, мотивируя это тем, что имеет больше прав на престол и может дать империи наследника, а племянник – нет. Гвеснер бежал из столицы с маленьким отрядом телохранителей, но и этого оказалось мало – и имеющийся отряд таял с каждой милей, отсчитанной копытами их коней.

Под конец император остался один. Он скакал на север, надеясь сам не зная на что, а его настигали три десятка воинов – то, что осталось от большого отряда, отправленного дядюшкой про его голову. Гвеснер погонял усталую лошадь, уже слыша за спиной стук копыт, когда вылетел из-за леса на небольшую группу молодых крепких ребят, устроивших привал у костра. Опасаясь попасть на тех, кто уже предан его сопернику, Гвеснер промчался мимо них, и тут-то пала его лошадь.

Риган помнил, как он грохнулся о землю и остался лежать, наполовину оглушённый. Кто это, он тогда, понятно, не знал, не знали и его друзья, с которыми Риган встретился сразу после того, как через врата перебрался в этот мир из Терры. Парней было немного, всего человек пятнадцать, зато им удалось вооружиться. Кое-что они принесли в империю из родного мира, а часть нашли на корабле бандитов, которые явились пограбить Терру, но внезапно столкнулись с сопротивлением. Находники привыкли к тому, что им не сопротивляются, и растерялись.

На одинокого всадника терриане сперва обратили мало внимания, но когда вслед за ним из-за леса вынырнул отряд бойцов и устремился прямо на костёр, друзья Ригана решили, что эта толпа им угрожает. Кто схватился за копья, кто вскинул луки, с которыми упражнялись ещё дома, и сразу покосили половину. Когда нападающие моментально переключили внимание с одинокого императора на его незнамо откуда взявшихся защитников, добрались до пеших терриан, их осталась лишь половина, и встретились они с достойным противником. Самое главное, что ребята, которые уже встречались в этом мире с местными бандитами, пасовать не захотели и почти без потерь справились с уставшей от погони гвардией бунтаря-герцога.

И очень сильно удивились, когда узнали, что спасли не кого-нибудь, а местного императора, и тем самым включились в местную войну.

Всё это показалось террианской молодёжи восхитительным приключением. К мысли о смерти они относились легкомысленно и быстро согласились помочь правителю добраться до его войск. Позднее они участвовали в битве при Эмвеле, решающем сражении, где встретились преданные Гвеснеру войска с войском его дяди, почти все уцелели и были одарены землями, где спокойно поселились.

Риган же особенно приглянулся императору. Они много общались, и в этом молодом мужчине правитель разглядел перспективного военного и умного человека. В сражении при Эвмеле Риган командовал небольшим отрядом. Он сам не знал, чем так полюбился своему нынешнему приёмному отцу. Гвеснер попросил его остаться при нём и дальше не отпускал от