ногами тряслась земля. Ближайшее дерево вздрогнуло и слегка завалилось набок, не упав, но заметно покосившись от привычной вертикали.

  Одному оленю всё по колено...

  Небо треснуло ярчайшей вспышкой, разом стерев безмятежность заката, превратив жёлто-фиолетовое в белое с алым. Незнакомец едва не упал, но удержался на ногах. Его спутник уже бежал к ним, что-то крича.

  - В машину, профессор! У нас задание, что бы здесь ни творилось, - перекрикивая нарастающий гул невидимой пока бури, воскликнул спутник Васина. - Быстро в машину!

  Но Док никуда не спешил. Он стоял, задрав голову и смотрел в небеса. Такие далёкие и мирные, и такие, оказывается, близкие и опасные. Вспышка разорвала небо ещё и ещё раз, теперь было видно, что к земле несутся - в разных направлениях, изгибаясь дугами чёрных дымовых следов, несколько огромных алых теней.

  - Время собирать камни, - прошептал Васин. Налетевший ураган за спиной валил деревья, переворачивал машины, где-то рядом протяжно выл клаксон. Незнакомца свалило с ног, потащило под ноги его напарнику - так одна кегля в боулинге сшибает другую. Они покатились по покрытому трещинами асфальту, обнявшись как любовники после разлуки. Потом угодили в расщелину и пропали.

  Кирилл повернул ракеты. Немезидис больше никак не угрожал Москве, но сбитый с траектории и разрубленный на части боезарядами, гигантский метеорит никуда не делся. Да и не мог деться - этого никто и не ожидал.

  Его громадные осколки падали на Восточную Европу, на Запад, один за другим. Если везло, уходили в океан, вызывая цунами, на земле сносили мосты и дороги, превращая сельскую местность в постапокалиптический пейзаж, а если не очень - то вот так.

  Падающие звёзды. Ангелы смерти небес.

  Васина вместе с куском ограждения снесло в реку, превратившуюся из вечно сонного царства рыб и местных водяных в бурлящий страшный поток. Лысая голова мелькнула раз в этой безумной стихии и пропала навсегда.

  А потом осколок Немезидиса долетел до Праги, открылись врата ада и не хотели закрываться ещё долго. Искать стало некого, почти некому и уж совершенно незачем.

  Так бывает иногда: ничего нового под этим небом.

Эпилог

  Город как город. Областной.

  По сравнению со столицей - тихий, если тягаться с Питером - скучный. Ни каких-либо великих людей здесь никогда не жило, ни судьбоносных - так, чтобы весь мир ах! - событий не случалось. Даже во время летнего прилёта метеорита (да-да, он астероид, но все говорят метеорит) в городе упал всего один обломок.

  Пятеро погибших - чепуха по сравнению с тем, что творилось заграницей.

  Скучное место. Был один уродливый памятник, и тот террористы взорвали. Сектанты, наверное, борцы за высокие образцы художественного вкуса. Теперь ни Стеньки с княжной больше нет, ни домика возле администрации. О последнем, впрочем, даже деловые партнёры усопшего не заплакали. Поделили все каналы поставок заново и продолжили своё дело.

  Деньги не пахнут, золото не блекнет.

  Если и есть в скучном городе самое скучное место, то это кладбище. Унылые аллеи, засыпанные снегом по колено - нет-нет, чистят! не подумайте плохого - просто то солярки нет, то водитель запил. Деревья, кресты и прямоугольные плиты, утопающие в белом. Редкие яркие пятна цветов: надо же, кто-то умудряется забраться сюда в метель, кто-то помнит. Не Пасха же, просто так бродить по погосту, да ещё и с цветами.

  Одни сонные вороны на елях, одни строчки их треугольных следов внизу. Словно пробежался кто, рассыпая в линию символы анархии.

  Странные люди, да... Вон и ещё парочка таких чудаков: высокий парень в дублёнке, с тростью, на которую припадает, идя с явным трудом. Он странный, да и его спутница - без шапки, в яркой куртке, воротника которой почти не видно от рассыпавшейся копны тёмных волос, блестящих, длинных. Красивая причёска. И сама барышня - писаная красавица, хоть в женский журнал её на обложку, хоть в мужской. А что?

  Куртка и джинсы обтягивают такую фигуру, что и последнее не грех. Раскупят со свистом.

  Странно, что нашла себе инвалида, могла бы и кого лучше... Ещё и нос свёрнут набок, не сильно, но заметно. Бандит, наверное. Но остатки совести сохранил: в свободной от трости руке завёрнутые в газету цветы. Их даже не видно, плотно закрутили в киоске, чтобы мороз раньше времени не сжёг. Потом - на могиле - это уже можно, куда деваться.

  Пара идёт молча. Такое случается или у надоевших друг другу супругов - но вроде нет, молоды, - или у тех, кто понимает свою половинку без слов. Будем считать, что перед нами второй случай. Так вернее.

  Они заворачивают с одной из центральных аллей, сохраняющих некую благообразность и воспоминания о работе трактора, на более узкую, совсем уж в целину. Белое безмолвие, страна мёртвых.

  - Ты не устал, любимый? - прерывает молчание девушка. Облачка горячего дыхания вырываются наружу с каждым словом и тонут в морозном воздухе.

  Парень сопит, с трудом передвигаясь по снежной каше, но мотает головой.

  Они идут медленно, не спеша, но видно, как ему трудно. Несмотря на это пара не останавливается, не отдыхает, словно обязана пройти весь путь без передышки. Будто дала такое обещание, а теперь старательно исполняет.

  Начинается снег. Пока ещё редкий, вальсирующий хлопьями, но похоже надолго. Скоро их следы засыплет, скроет кресты и плиты ещё больше, добавит трактористу забот.

  Если он сегодня не запил, конечно.

  Здесь высоких густых елей, как на центральной аллее, нет - сплошные кусты, засыпанные снегом, торчащие углы оградок и невысокие сосны, редкие, но заметные на этом низкорослом фоне.

  - Осталось немного, - роняет парень. Голос его звучит глуховато, устало, как у недавно выздоровевшего тяжёлого больного. - Совсем чуть-чуть.

  Теперь девушка молчит в ответ. Только забирает у спутника букет, берёт его под руку, но даже не ради близости: скорее, чтобы он опёрся на неё. Трости явно мало.

  Наконец они останавливаются у неприметного прохода в сторону.

  Парень всматривается, потом делает шаг туда, в лабиринт оградок. Ещё один и ещё.