и там неуклонно развивался, несмотря на то, что устои родового строя у сарматов были гораздо более прочными, чем у скифов.

Это подтверждается, в частности, живучестью матриархальных отношений у сарматов, что выражалось, прежде всего, в почетном положении женщины в сарматских племенах; последнее многократно отмечалось античной литературой как нечто такое, чего не наблюдалось у скифов. Греческие писатели особо подчеркивали роль женщины в военном деле и гинекократию как характерные особенности общественной организации «женоуправляемых» сарматов в доримский период. Это же послужило основанием для возникновения легенды, подробно изложенной у Геродота (IV, 110—117) и объясняющей происхождение сарматов (по Геродоту — савроматов) от воинственных амазонок.21

Однако и у сарматов, особенно у той оседлой их части, которая населяла Прикубанье и южное Придонье, т. е. районы наиболее интенсивного экономического и культурного воздействия Боспора, мы видим в I—II вв. н. э. достаточно глубркую социальную дифференциацию, выражавшуюся, в частности, в наличии рабов. Вспомним сообщение Тацита о городе сираков Успа, жители которого были готовы выдать осаждавшим их римским войскам, преследовавшим Митридата VIII, 10 тысяч рабов.22 Если приведенная Тацитом цифра неточна и, может быть, преувеличена, то все же она в какой-то мере отражает факт наличия в сарматских городах в I в. н. э. значительного количества рабов, являвшихся, вероятно, не только рабочей силой в различных отраслях хозяйства, но и предметом торговли.

Главные статьи боспорского экспорта в римское время оставались те же, что и во времена Спартокидов: хлеб, рыба, продукты животноводства (кожи, шерсть), — вот основные товары, которые вывозились через боспорские торговые гавани в заморские страны. Но направление экспорта значительно изменилось. Боспорские товары шли теперь преимущественно в города южного Причерноморья. О важном значении торговых «ношений с Малой Азией в первые века нашей эры говорит, в частности, тот факт, что проживавшие в городах Боспора в течение I—III вв. греки-иностранцы состояли почти исключительно из граждан малоазийских городов Синопы (больше всего), Амастрии, Гераклеи, Амиса.23 Преобладание Малой Азии во внешней торговле Боспора и большая заинтересованность малоазийских купцов в развитии этих коммерческих связей подтверждаются и теми уже упоминавшимися выше благодарственными посвятительными надписями в честь боспорских царей, которые были установлены в начале III в. н. э. в городах Боспора от имени жителей городов Амастрии и Прусии.

Такое направление внешней торговли, т. е. первостепенное значение в ней товарообмена с городами Малой Азии, было присуще в римское время не только Боспору, но и всем остальным греческим колониям северного Причерноморья. Убедительнейшим образом это показывает одна ольвийская надпись конца II в. н. э., в которой перечислены города, наградившие знатного ольвийца Теокла золотыми венками за его заслуги перед иностранными купцами (IPE, I2, 40). Из 18 чужеземных городов, названных в надписи, большинство является причерноморскими; это, главным образом, торговые центры Малой Азии.24 Из городов, расположенных вне бассейнов Черного и Мраморного морей, значится один лишь Милет. Последнее обстоятельство не представляет особого исключения, свойственного Ольвии. Боспор также поддерживал торговые сношения в I—II вв. с западными малоазийскими городами, что доказывается определенными группами импортных промышленных изделий, главным образом керамических, имевших распространение на Боспоре. Из Пергама и расположенных поблизости от него ремесленных центров, а также с о. Самоса доставлялась лучшая краснолаковая столовая глиняная посуда.25 Стеклянная посуда поступала, главным образом, из Египта, а отчасти, повидимому, из Сирии. Из Египта привозилось также много украшений в виде бус из разноцветного стекла, фаянса, а также значительное количество различного рода амулетов и фигурных подвесок, сделанных из особой пасты.

Сношения с Грецией не играли в римское время сколько-нибудь заметной роли. Относительно ограниченные размеры имели торговые связи Боспора с более отдаленными районами центральной части Средиземного моря — с Италией. Несмотря на то, что Боспор находился в политической зависимости от Рима, непосредственные его сношения с центральной властью империи не носили систематического характера, так как политическая опека над Боспором осуществлялась римскими императорами через малоазийскую провинциальную администрацию Вифинии,26 а в военном отношении Боспор находился под наблюдением мезийского римского командования.27

На протяжении первых веков нашей эры в Рим, как и раньше в эллинистическое время, импортировались, повидимому, лишь наиболее тонкие и дорогие сорта понтийской консервированной рыбы, слывшей там издавна предметом большой роскоши.28

Вполне регулярного и притом особенно значительного ввоза западных промышленных изделий на Боспор не было. В некотором количестве поступали на Боспор бронзовые италийские и другие западноримские металлические вещи превосходной работы: бронзовые сосуды, канделябры, фибулы; из глиняной италийской посуды на Боспор попадали лишь единичные предметы, равно как и металлические украшенные эмалевыми узорами изделия галльских мастерских.29 Часть названных вещей привозилась на Боспор не по Средиземному морю, а через дунайский путь, дававший выход на черноморский рынок промышленной западно-римской продукции.30 Кое-что сбывалось на Боспор спорадически бывавшими там римскими солдатами.

Главнейшими торговыми центрами Боспорского царства в римское время были: Пантикапей, Фанагория, Горгиппия, Танаис.

Несколько неясным является вопрос о значении Феодосии в римское время. Арриан в своем описании Понта Евксинского, составленном в 30-х годах II в. н. э., называет Феодосию «городом безлюдным» (πόλις έοηαη), указывая вместе с тем, что это «древний греческий город, ионийский, основанный милетянами; упоминание о нем имеется во многих литературных сочинениях».31 Сообщение о Феодосии как о «городе опустевшем, имеющем гавань», повторено и в более позднем перипле Анонима, который добавляет: «ныне же Феодосии на аланском или таврском наречии называется Ардабда, т. е. Семибожный».32 На основании этих сообщений некоторые ученые делают вывод, что в начале II в. н. э. Феодосия были «разорена дотла» одной из орд аланов, прорвавшихся в Крым.33

Однако указанное заключение находится в явном противоречии с тем фактом, что в государственном штате Боспора вплоть до начала IV в. существовала должность наместника Феодосии. Следовательно, Феодосия имела для Боспора в римское время весьма существенное значение и не только как-стратегически важный пункт, но, очевидно, и как пункт торговый. Памятник, воздвигнутый малоазийскими послами в честь Рискупорида III и найденный (база статуи с надписью) в Старом Крыму (см. стр. 338), подтверждает активное участие в торговом обмене Феодосии и прилегающей к ней округи в первой половине III в. н. э. Не исключено, что Феодосия действительно подверглась в начале II в. нападению со стороны какой-то орды, может быть аланов, что привело город к временному обезлюдению. Вряд ли, однако, из этого следует делать заключение о полном разорении города и прекращении в нем жизни. Скорее можно думать, что после кратковременного упадка полностью или частично возродившаяся Феодосия продолжала во II — III вв.