в честь мирного договора и помолвки, состоялся турнир в Гринвиче, за которым последовали грандиозный банкет и живая картина, изображавшая даму, дельфина и крылатого коня Пегаса; последний сообщал радостную весть христианскому миру. В тот вечер король был одет в длинную жесткую мантию из золотой парчи на горностаевой подкладке. Адмирал Бонниве восхитился ею; тогда Генрих великодушно сбросил ее с плеч и отдал ему12.

Через пару дней король взял гостивших у него послов на охоту в Ричмонд, после чего все отправились в Хэмптон-корт, к Уолси, устроившему поразительно экстравагантный банкет. Он не пожалел ни средств, ни трудов на то, чтобы французы «привезли в свою страну блестящий отчет, к чести короля и его страны»13. Повара кардинала занимались стряпней «день и ночь» и приготовили несметное количество блюд, которые были поданы участникам торжества в обстановке вызывавшего благоговейный трепет великолепия. Кроме того, гостям предоставили роскошные покои для сна. Французы, как свидетельствуют источники, были сражены и «словно вознеслись в рай небесный»14. Отправляясь домой со множеством подарков, они оставили при дворе Генриха четверых родовитых заложников в подтверждение добрых намерений своего государя.

В свите Бонниве было несколько «дышавших свежестью молодых кавалеров»15, придворных-фаворитов, которых Франциск I недавно наделил титулом «Gentilhommes de la Chambre» – «джентльмены Покоев». Во время торжеств они работали в парах с любимцами Генриха, исполнявшими те же должности в его Личных покоях, но не имевшими официальных титулов. Король, желавший устроить свой двор согласно «тому же образцу и порядку, что у французского короля»16, поспешил исправить этот недочет, и в сентябре 1518 года официально учредил должность джентльмена Личных покоев17. Ее занимали влиятельные молодые люди, которые служили ему, «пользовались большим авторитетом в королевстве» и «были истинной душой короля»18. Уолси, контролировавший другой центр силы при дворе – Тайный совет, тревожился, видя, как усиливаются его соперники, обладавшие влиянием в той сфере, куда его полномочия не простирались, и находившиеся под особым покровительством короля. Кардинал опасался, «как бы эти молодые фавориты не отстранили его от управления»19, и собирался расправиться с ними при первой же возможности.

Надежды Генриха на рождение сына вновь окончились разочарованием. В ноябре 1518 года королева Екатерина родила девочку, которая умерла, не дождавшись крещения. Через два месяца произошла еще одна смерть – скончался Максимилиан, а это означало, что предстоят выборы нового императора Священной Римской империи. Генрих VIII был в числе кандидатов. Он отправил Ричарда Пейса в Германию, чтобы тот вел кампанию в его пользу.

В феврале 1519 года король провел неделю в гостях у сэра Николаса Кэрью в его поместье Беддингтон-парк, рядом с Кройдоном (Суррей). Местные жители готовились к этому визиту целый год. В доме Кэрью был внушительный по размерам главный холл с великолепной крышей на открытом каркасе из крепких брусьев, по образцу которой, как считается, была сделана кровля Хэмптон-корта20.

Примерно в то же время один из любимцев Генриха, сэр Уильям Комптон, несколько лет находившийся в любовной связи с леди Гастингс, сестрой Бекингема, получил от короля разрешение посвататься к графине Солсбери. Однако та отвергла предложение, и около года спустя церковный суд вынес Комптону приговор за открытое греховное сожительство с замужней женщиной21.

В 1519 году король праздновал День святого Георгия в Виндзоре «с большой торжественностью». Затем он поехал в Ричмонд, «а также в Гринвич и оставался там до мая»22.

Уолси воспользовался этим, чтобы очистить Тайный совет от своих соперников. Он заявил его членам, что поведение «молодых фаворитов», таких как сэр Николас Кэрью, Фрэнсис Брайан, сэр Эдвард Невилл, сэр Джон Печи, сэр Генри Гилдфорд и сэр Эдвард Пойнтц, идет вразрез с достоинством и честью короля. Они дают ему «недобрые советы», побуждают ставить крупные суммы в азартных играх, «слишком фамильярны с ним и позволяют себе такие вольности, что просто забываются. За такие вещи, хотя король по мягкости своей натуры страдает от них, [он никого] не отчитывает и не порицает»23. Но это было еще не все. Незадолго до того Невилл и Брайан, отправленные в Париж с дипломатическим поручением, опозорились: сопровождая короля Франциска, когда тот инкогнито ехал верхом по улицам, они «швыряли в людей яйца, камни и другие пустячные вещицы». Вернувшись домой, оба «стали совсем французами в еде, питье и нарядах, а также приобрели пороки французов и их бахвальство»; они насмешливо сравнивали английский двор с французским, отпускали едкие шутки в адрес старших придворных и служителей двора и в целом вели себя вызывающе24.

Норфолк, Вустер и Болейн, говоря от лица остальных членов Совета, потребовали, чтобы король положил конец этим выходкам, так как это плохо отражается на нем самом. Генрих, должно быть, понял, что их слова звучат здраво, и сразу, не увиливая, согласился исполнить просьбу. Вероятно, короля тоже беспокоила чрезмерная фамильярность любимчиков, которую он допускал и даже поощрял. Вустер, как лорд-камергер, вызвал самых злостных нарушителей порядка, снял их с должностей и приказал им покинуть двор, «не добавив ничего особенного к своим обвинениям». Трое, включая Кэрью и Невилла, были отправлены в Кале – помогать в строительстве защитных укреплений, остальным велели исполнять их официальные обязанности в графствах. «Отставка сильно опечалила сердца этих молодых людей», но «их падение мало огорчило умудренных опытом»25.

Вместо них Уолси призвал в Тайный совет сэра Уильяма Кингстона, сэра Ричарда Уингфилда, сэра Ричарда Джернингема и сэра Ричарда Уэстона, «четверых печальных [серьезных] и стародавних рыцарей»26, которых любил король и на которых мог положиться кардинал: несомненно, они поддержали бы все его начинания. Из молодых людей разрешили остаться только Генри Норрису, когда-то служившему пажом в Покоях, а потом, благодаря расположению Генриха, ставшему джентльменом-официантом. Норрис, чей старший брат занимал должность ашера Покоев27, был человеком, достойным доверия, вдумчивым и деликатным, и впоследствии сделался одним из самых близких к королю людей.

Уолси, Норфолк и другие советники обрадовались, узнав о переменах. А Генрих, освободившись от влияния своих фаворитов, решил вести более серьезный образ жизни, свойственный зрелому человеку28, стал уделять меньше внимания пирам и развлечениям и обратился к государственным делам.

Бекингем имел шанс объединиться с опальными любимцами короля против Уолси, но упустил инициативу. Говарды с удовольствием глядели в спину фаворитам, но еще бóльшую радость им доставило бы падение кардинала, вознесшегося так высоко. Аристократы по-прежнему были недовольны им. Норфолк покровительствовал бывшему наставнику короля Джону Скелтону, который примерно в это время сочинил несколько особенно непристойных виршей с нападками на кардинала, обвиняя его в честолюбии,