– Градусник никому не давай, –велела добрая сестричка, – один-разъединственный, разобьют еще, не дайбог! Температуру и так определить можно.

– Как?

– Ну лицо красное, глаза блестят, пульсчастит, лоб пощупай…

– А вдруг туберкулез?

– Пульмонолог приезжает раз в год спередвижной флюорографией.

– Раз в год?

– А ты на воле, что, каждую неделю кфтизиатру бегаешь? Небось лет пять на рентгене не была.

– Вдруг зубы заболят…

– Ерунда, раз в три месяца стоматологпринимает, а если уж совсем невмоготу, отрядный вырвет.

– Отрядный?!

– Чего так удивляешься? Тут отрядные всемогут – и зубы рвать, и нарывы вскрывать, а в женских зонах роды принимают… Познакомишьсяс ними. Нормальные мужики, с пониманием, зря никого не обижают. Ты замужем?

– Нет.

– Тогда на Константина Яковлевича,воспитателя из шестого отряда, обрати внимание. Холост, не пьет, не курит, вовсех смыслах положительный. Ну, беги оформляйся!

День прошел в хлопотах. Выдали зеленую форму ихалат. Поселили в общежитии, где, кроме меня, в комнате оказалась еще однаженщина, вручили талон на питание…

Во вторник утром отсидела за столом положенныечасы. Явился только один «больной». Парень лет двадцати пяти с жалобой наголовную боль. Я обслужила его как могла. Померила давление, поглядела горло,поводила стетоскопом по татуированной груди, потом дала таблетку анальгина испросила:

– Кофе хотите?

Парень замер, потом уточнил:

– Это вы мне?

– Вам.

– Очень хочу.

Я налила кружечку «Нескафе», пододвинулакоробку с рафинадом и пачку печенья «Глаголики». «Больной» моментальноопустошил кружку, схватил несколько сдобных комочков и неожиданно спросил:

– Первый раз на зоне работаете?

Я кивнула.

– Оно и видно, – вздохнулуголовник, – кружечку еще одну заведите, для десятого номера.

– Для кого?

– Вообще-то, конечно, сами должныпредупреждать, – продолжал просвещать меня мужик, – но есть такиепадлы! Обязательно возьмите кружечку и напишите на ней «ь 10». Всем и понятно.

– Да зачем?

Парень вздохнул:

– Порядок такой, не могу же я с петухомиз одной посуды хлебать! И кофе тоже всем без разбору не давайте, баловствоэто.

Так и не поняв, при чем тут петухи, я вызвалаохрану, закрыла медпункт и пошла в 21-ю комнату.

– Ну чего еще? – недовольно спросилоначальство.

– Должна снять пробу с обеда.

– Етит твою налево, – буркнулмужик, – зачем?

– Инструкция предписывает.

– Может, ну ее на фиг?

– Нет.

Меня с эскортом препроводили в столовую. Подороге спросила у охранника:

– Почему нельзя пить с петухом из однойкружки?

– Ни в коем разе, – испугалсяпарнишка, – петух – опущенный, гомосексуалист пассивный. Его вещи братьзападло, тронул – сам таким же считаешься. У них и посуда своя, «ь 10».

В столовой работали заключенные, я пожевалаперловую кашу, хлебнула «Суп из капустного листа с рыбой» и с умным видомпоставила в блокнотике крестик. Ладно, завтра пойду проводить санитарнуюобработку бараков…

Через три дня я облазила весь лагерь. Развелав огромном бачке раствор марганцовки и сделала из марли какое-то подобие кисти.Двое заключенных таскали «дезинфекционный раствор», сзади плелся охранник. Язасовывала «кисть» в бачок и кропила все подряд. Вечером, лежа без сна напродавленной койке, подводила итог увиденному. В лагере шесть отрядов, в каждомоколо ста человек. Отряд занимает громадную спальню, где на двухэтажныхжелезных кроватях проводят ночь заключенные. Еще им положена полка в тумбочке.Зеки везде ходят строем – в столовую, баню, клуб. Гулять можно только внебольшом пространстве, огражденном колючей проволокой. Это так называемаялокальная зона. У каждого подразделения она своя, и пообщаться с приятелем издругого отряда практически невозможно.

В столовую сначала входят несколько человек,которые и разливают по алюминиевым мискам баланду. Когда основная масса бодрымшагом вваливается в обеденный зал с песней, на столах уже стоят миски с едой илежит хлеб. На обед дают два куска, к завтраку и ужину – по одному. Нечего иговорить, что каждый отряд ест в определенное время и только в своем тесномколлективе.

Имеется штрафной изолятор – ШИЗО. Тудазапихивают за незначительные прегрешения примерно на пятнадцать суток. Болеесуровое наказание БУР – барак усиленного режима, и совсем плохо в ПКТ –помещение камерного типа. Словом, это тюрьма со всеми вытекающими прелестями.Во все места, приспособленные для наказаний, харчи в огромных, отвратительноговида бачках разносят баландеры.

Увидав в бараке шестого отряда мышь, я началаактивную кампанию под лозунгом «Грызуны – разносчики чумы» и принялась лазитьпо всем углам и закоулкам зоны, щедро рассыпая повсюду абсолютно невинную смесьиз соли, сахарного песка и соды. Начальство только крякало при виде старанийстоль усердной медсестры, но сделать ничего не могло – я четко придерживаласьдолжностной инструкции.

В конце концов пришла к неутешительному выводу– ни в жилых бараках, ни в ШИЗО, ни в БУР, ни в ПКТ Базиля нет. Не появлялся они в мастерских промзоны. Где же спрятали мужика?

Помог случай. Наблюдая, как работающий накухне зек раскладывает в бачки порции для ПКТ, обратила внимание, что оннакладывает двенадцать половников каши, но камер там только одиннадцать, хорошопомню, а лишней миски никому не дадут.

После обеда, размахивая тетрадным листочком,кинулась к начальству. Толстый капитан, увидав меня, просто побелел:

– Ну, что еще придумала?

– Смотрите, смотрите, – сунула я емупод нос бумажку.

– Ну таракан, только странный.

– Не таракан, а lupus individus [1].

– Кто? – окончательно обалделкапитан.

– Lupus individus, африканское насекомоеиз семьи тараканьих, обладает редкой способностью к размножению, страшноядовит! Укус вызывает тошноту, рвоту, возможен даже смертельный исход, чреватоэпидемией.