Он перестал размахивать своей сабелькой, но не успокоился, а стоял просто, перекидывая рукоятку из ладони в ладонь.

Мне вдруг стало противно. Очень противно.

Иногда бывает противно от того, что собираются сделать другие люди. За них противно. Хорошие вроде бы люди, а ведут себя так, что даже мне тошно. Знаешь человека долго, нравится он тебе, а потом вдруг обнаруживаешь случайно, что он любит раскатывать сопли в шарики, а шарики за обои, за обои…

Наверное, я еще слаб по юности своей, вещи подобные меня раздражают. Хотя не сомневаюсь ничуть, что годам к тридцати пяти переживу мелочные комплексы. Покуда же я максималист, сопли за обоями меня натуральным образом угнетают.

Во как!

К тому же…

К тому же я к ним привязался. К троице — Щек, Кий, Хорив. Мне будет их не хватать. Я не хочу, чтобы Перец пустил их на мясо.

Бойцовых собак кормят… другими собаками.

Даже больше, чем не хочу, даже больше, чем не хватать. Я не допущу этого.

Я так решил.

Я.

— Мне почему-то кажется, что ты будешь против. — Перец расслоил мечом стену, внутрь посыпался снег.

— Мне почему-то тоже, — согласился я.

— Так я и знал. — Перец горестно покивал. — Предатели кругом, иуды и расстриги, все норовят под лопатку нож воткнуть, лишь только отвернешься. Увы, увы и увы! Дальше мы двинемся в путь, пусть тревожится сердце…

— Чего-то тебя в классику заносить стало, — усмехнулся я. — Ну что ж, в путь так в путь.

— Значит, прогуляемся? — Перец ухмыльнулся.

— Да, прогуляемся. На мост опять?

— На мост, на мост. Только на мост.

— А может, где-нибудь здесь? На крыше…

Не хотелось мне на мост, но и спорить тоже не хотелось.

Перец помотал головой.

— Ладно, пойдем. Перчатками кидаться не будем?

— Обойдемся без формальностей. — Перец спрятал меч. — Прошу!

Театрально склонился, приглашая меня к выходу.

— Только после вас! — Я тоже театрально склонился.

Перец плюнул и пошагал первым. Идти далековато, но это даже хорошо — надо сосредоточиться. Только не получилось — едва мы одолели полпути, как Перца пробило на треп:

— Ты вот сказал, что меня на классику заносит. А ведь на самом деле так: у нас классическая ситуация…

Я старался не слушать, но его боботанье все равно пробивалось.

— Хотя нет, у нас более оригинальная ситуация. Вряд ли кому-то в Древней Греции удавалось схватиться с самим собой.

Перец рассмеялся.

— Все получилось не так, как я хотел, — говорил он. — Мы должны были вместе работать, но ты тоже… ты тоже не понял. Почему вы все не можете меня понять? Почему вы не можете…

Перец замолчал. Однако ненадолго. Едва стали спускаться к реке, как опять его прорвало:

— А ведь у меня были предчувствия насчет тебя. Что ты меня кинешь…

— А насчет себя у тебя предчувствий не было? — не утерпел я.

— Не. В себе я уверен практически всегда. Сам себя ведь не кинешь…

— Ну, ты сгоряча так сказал, — возразил я. — Всемирная история, которую поминают все кому не лень, знает массу случаев, когда люди закладывали сами себя. Так что наши разногласия вполне обычны. Можешь расценить ситуацию как традиционную шизофрению.

— Я не шизик, — покачал головой Перец. — Скорее ты шизик. Ты не помнишь, кто ты, не помнишь, откуда ты. А я помню. Причем не только себя, но и тебя.

Перец показал мне язык. А еще говорит, что он не шизофреник…

— А кто тебе сказал, что я не помню, кто я?

Это я ловко, честное слово.

Перец остановился. И я остановился.

— Ты, — ткнул он в меня пальцем, — ты мне сказал, что не помнишь.

Я пожал плечами.

— Так ты что, все время гнал? — удивился Перец.

Я не ответил.

— Ты что, с самого начала мне правды не говорил?!

Я молчал. Перец начал нервничать. Вывести врага из себя перед схваткой — половина победы. Так говорил Варгас.

— А может… может, это все план сволочи Ван Холла?

Перец был растерян и, как мне показалось, испуган.

— Послушай…

У него даже лицо задергалось, пар из ноздрей повалил. Как у горына, в самом деле.

— Так это все организовано? — спросил Перец. — Все заранее, что ли, задумано?

Спросил как-то плаксиво.

— Мы, кажется, хотели поговорить, — напомнил я. — Ты что-то отвлекся от дела…

— Действительно, — кивнул Перец. — Надо поговорить.

Мы стояли на берегу. Река была темной, хотя солнце висело еще высоко над странными блестящими куполами на горизонте. Туда я собирался добраться, да не добрался. Впрочем, там, скорее всего, были всего лишь какие-нибудь локаторы замороженные.

— Может, тут? — спросил я. — Может, к мосту не будем скатываться?

Но Перец хотел драться на мосту. Страсть к дешевым эффектам многих подводит.

Стали спускаться. Тропинка совсем обледенела, лед гладкий и бугристый, я поскользнулся и чуть не слетел по скользкому склону. Перец, разумеется, захихикал.

В этот раз гудело и на мосту. Хотя никаких фонарей вроде бы не торчало, но звук получался — без ветра, сам по себе. Гудящий мост. Стану живописцем, тоже, конечно, нарисую. Мост, снег, дуэль. И сталагмиты здесь опять наросли. Все, как полагается, атмосфера загадочности.

— Как деремся? На мечах, на револьверах? — уточнил я. — Могу тебе одолжить Дырокол…

— Не стоит, — отказался Перец. — Зачем мне чужое оружие? Пусть каждый останется при своем.

— Как знаешь.

Правила просты. Я пойду на ту сторону моста, ты останешься здесь. Кинем лед. Как лед упадет — будем сходиться.

— До смерти? — усмехнулся я.

Перец не ответил, стал прорубать себе тропу в сталагмитах.

До конца моста было сто метров. Пять пролетов, каждый по двадцать. Перец дошагал до места, где мост обрывался, сбросил вниз полушубок. А чего, полушубков тут полно, даже больше, чем микроскопов. Я тоже скинул. И бронежилет. От меча все равно не убережет, а мешаться будет.

— Слушай, — не удержался я, — может, скажешь перед смертью? Облегчишь душу?

— И что ты хочешь услышать? Перед смертью.

— Тайну. Хочу знать Тайну. Мне интересно, что там за Тайна такая…

Перец секунду подумал, затем дружественно помахал мне ручкой, подобрал кусок льда, подкинул вверх.