– Сейчас ты поедешь вместе с нами и покажешь, где живет Зудин. В машину его.

Валиев показал пальцем на метрдотеля. Братья Джафаровы подхватили Муравьева под руки, потащили вверх по лестнице. Через минуту несчастного метрдотеля затолкали в салон «Волги», на заднее сидение. С двух сторон братья сдавили Муравьева мускулистыми плечами. Валиев, севший за руль, оглянулся.

– Куда ехать?

– Пока прямо, а там покажу.

Муравьев не пробовал бежать, не сопротивлялся: если у этих кавказцев какие-то счеты с хозяином, это не его забота. Он лишь покажет дорогу, а дальше пусть сами выяснят отношения, разбираются между собой. Автомобиль свернул на нужную улицу в предместье Волгограда в тот момент, когда пожар почти полностью уничтожил дом Зудина.

Три пожарных машины, поломав бамперами заборы, перегородили улицу. Отсветы догорающего пламени плясали на лицах зевак, сбежавшихся со всей округи. Валиев выбрался из машины, шлепая через лужи, протолкался в первый ряд. Но увидел лишь спины пожарных и жидкие струи воды, едва брызгавшие на полыхающие развалины дома из худой брезентовой кишки. Валиев наклонился к уху стоявшей рядом растрепанной женщины, похожей на пациентку дурдома.

– Что тут случилось?

– А ты сам не видишь? – вопросом ответила та, выпучив оранжевые безумные глаза. – Пожар. Говорят, газ взорвался.

– Погиб кто?

– Хозяйка в доме осталась. Сгорела.

– А муж? – встрепенулся Валиев. – Муж её тоже дома был? Может, и гости в доме были?

– Почем я знаю, – отмахнулась женщина.

– Только хозяйка одна и погибла, – встрял в разговор какой-то мужик в тельняшке. – Я через дом от них живу. Одна хозяйка дома была, она и сгорела.

Час от часу не легче. Валиев снова пробился через гудевшую толпу, хлопнул дверцей, сел на водительское место. Он включил свет в салоне, вытащил из кармана фотографию Тимонина, повернулся к метрдотелю.

– Видел этого человека?

– Так вам этот человек нужен или Зудин?

– Мать твою, мне нужен этот человек, – Валиев начал терять терпение. – Этот самый человек, которого ты видишь на фотке. Его фамилия Тимонин. Ты его знаешь?

– Ну, так бы сразу и сказали, – вздохнул Муравьев. – Ваш Тимонин пришел вчера к Зудину и просидел у нас до самой ночи. Он уехал из ресторана в компании одним типом. Неким Лопатиным.

– Что за хрен такой? И где найти этого идиота?

Теперь Муравьев почувствовал себя лучше, даже повеселел. Боль в затылке отпустила, он позволил криво улыбнулся.

– Разве вспомнишь адреса всех местных идиотов?

Валиев повернулся к Муравьеву, сграбастал его за лацканы пиджака, притянул к себе. Хорошенько встряхнул метрдотеля и выдал мрачное обещание:

– Слушай ты, халдей поганый. Тварь сраная, слушай сюда. Те, кто со мной шутили, давно сдохли. Если ты вздумаешь пошутить, и я пошучу. Остановлю машину где-нибудь на пустыре. Достану из багажника топор и отрублю твои грабли. Все сделаю по высшему разряду. После этой операции ты не сможешь обнимать женщин и водить машину.

Муравьев побледнел, переменился в лице. За мгновение он сделался серьезным и сосредоточенным. Жарким летним вечером, когда погода шепчет приятные слова в оба уха, совсем не хочется попасть на разделочный стол безмозглого мясника.

– Поехали, я покажу, – сказал он и добавил. – Только боюсь, сейчас очень темно. Боюсь, не найду дороги. Это за городом, я там был всего-то пару раз.

– Значит, тебе очень придется остаться без обеих рук. Или без ног? Или без яиц? Ну, твой ход.

– Мой ход? – тупо переспросил Муравьев.

От волнения голос зазвучал напряженно и пронзительно, с металлической ноткой. Будто говорил вовсе не человек, а вокзальный репродуктор. Метрдотель поверил угрозам кавказца сразу и безоговорочно, мгновенно вспотел, провел рукавом пиджака по влажному лицу.

– Конечно, я найду дорогу, – сказал он.

Теперь пришлось тащиться обратной дорогой через весь город. Валиев вцепился пальцами в баранку, словно в горло заклятого врага. Он был зол на весь мир, на себя самого, на бестолкового Муравьева и даже на молчаливых братьев Джафаровых. Он старался успокоиться, взять себя в руки, но только больше злился.

Когда проезжали по городскому центру, мимо монументального здания, где в лучшие годы располагался обком партии, ожил мобильный телефон. Валиев вытащил трубку из внутреннего кармана, плечом прижал её к уху. Прекрасная слышимость, такое впечатление, будто Казакевич звонил из соседней телефонной будки, а не находился за тысячу верст отсюда.

– Ты уже все закончил? – осторожно спросил Казакевич.

Раздражение и злость, весь вечер копившиеся в душе униженного и оскорбленного Валиева, нашли выход и выплеснулись наружу.

– Еще не начинал, – скрипнув зубами, ответил он. – Черт побери, куда не сунься, куда не шагни, ты везде морда кавказской национальности. Менты, ублюдки поганые, мариновали нас в аэропорту. Мы потеряли время. Девяткин нас опередил. Сейчас пытаемся наверстать упущенное.

– Наверстать упущенное? – переспросил Казакевич. – Ясно.

Валиев услышал короткие гудки. Казакевич бросил трубку, не дав ему объясниться до конца, рассказать об обстоятельствах дела. И черт с ним, с этим снобом, нетерпеливым сукином сыном. Валиев свяжется с Казакевичем, когда все будет кончено. Тогда работодатель, надо думать, немного повеселеет. Валиев сунул трубку в карман, обернулся назад.

– Ну, куда дальше?

Муравьев ответил своим новым металлическим голосом:

– Все прямо и прямо.

* * *

Девяткин распластался на крыше сарая, одним глазом подсматривая за тем, что происходит во дворе и за его пределами. К воротам подъехал темный «газик» с брезентовым верхом, посигналил двумя короткими гудками. Хлопнула дверь в доме, заскрипели ступеньки крыльца, послышались чьи-то шаги, повернулся врезной замок калитки.

Человек вышел за ограду, снял внешний замок и настежь распахнул створки ворот. Водитель подогнал машину прямо к крыльцу. Девяткин слышал чьи-то неразборчивые голоса, короткие реплики, но фары дальнего света остались включенными, они слепили глаза, мешая разглядеть происходящее. Кажется, с заднего сидения выволокли какого-то человека, то ли раненого, то ли мертвецки пьяного.

Два мужика, подхватив третьего под плечи, втащили его на крыльцо, занесли в дом. Вспыхнули ярким светом три не зашторенных окна. Водитель вернулся к машине, потушил фары и хлопнул дверцами. Двор снова погрузился в темноту. Девяткин слышал, как водитель запирал ворота с внешней стороны и калитку изнутри, со двора. Затем он вернулся к крыльцу, порылся в карманах. Огонек зажигалки на секунду осветил незнакомую физиономию. И снова густой мрак ночи сошел на землю. Только у крыльца светился оранжевая точка горящей сигареты.