Волынский также настаивал и на том, что пришло время подвигнуть христианских князей Грузии и других областей Кавказа выступить против власти персидского шаха. Но в этом вопросе Петр проявил осторожность. Одиннадцать лет назад он уже поднимал христианских князей Молдавии и Валахии против турецкого султана и не хотел повторять этот неудачный опыт. Царь стремился наладить торговлю шелком и открыть путь в Индию посуху, для чего и намеревался, по возможности мирными средствами, установить контроль над западным побережьем Каспия. Поэтому перед началом кампании он не стал выступать с воззванием к единоверцам и выставлять себя освободителем православных христиан. Вместо этого царь инструктировал Волынского следующим образом: «Что же вы пишете о принце грузинском, оного и прочих христиан, ежели кто к сему делу желателен будет, обнадеживайте, но чтоб до прибытия наших войск ничего не зачинали (но обыкновенной дерзости тех народов), а тогда поступали бы с совету».

Пока Петр в Москве дожидался наступления весны, из Персии поступили тревожные сведения. В результате афганского мятежа шах Гуссейн был низложен, и престол занял его третий сын, Тахмасп-Мирза, которому пришлось бороться за власть с афганским предводителем Махмудом. Опасность заключалась в том, что Турция, определенно положившая глаз на западные области Кавказа, могла воспользоваться смутой и упадком власти в Персии для того, чтобы прибрать к рукам заодно и восточный Кавказ, – а ведь именно на эти прикаспийские земли и претендовал Петр.

По приказу императора 3 мая 1722 года из Москвы выступили гвардейские полки, а десять дней спустя за ними последовал сам государь в сопровождении Екатерины, Апраксина, Толстого и многих других сановников. В Коломне они сели на суда и по Оке и Волге поплыли в Астрахань. Хотя царская флотилия спускалась вниз по течению, а реки после весеннего паводка были еще полноводными, путешествие заняло целый месяц – и все из-за неутолимого любопытства Петра. Он останавливался в каждом встречавшемся на пути городишке, чтобы осмотреть его и ознакомиться со всем, что могло представлять хоть какой-то интерес, а также принять прошения и порасспросить о местных делах, главным образом об источниках доходов. Ни одна мелочь не ускользала от его пристального внимания: каждый день из-под пера императора выходили указы на самые различные темы – от усовершенствования крестьянских изб до изменения конструкции волжских судов. Некогда Иван Грозный покорил Казанское ханство: Петр стал первым после него российским государем, посетившим Казань, древнюю татарскую столицу. Царя интересовали не только казанские верфи, церкви и монастыри. Но и те посады, в которых, как и встарь, жили татары. Осмотрев казенную прядильную фабрику, Петр отметил, что работает она слабо, вполсилы, да и товар выпускает неважный, тогда как частная фабрика по соседству процветает. Тут же на месте он распорядился передать казенную фабрику преуспевающему частному владельцу. В Саратове Петр встретился с ханом Акжой, семидесятилетним предводителем калмыков. Встреча состоялась на борту императорской галеры, и Екатерина подарила жене хана золотые, усыпанные бриллиантами часы. Хан не замедлил сделать ответный жест и приказал пяти тысячам калмыцких наездников присоединиться к царскому войску.

В Астрахани Петр пробыл месяц, делая последние приготовления к предстоящей кампании. В город стягивались войска общей численностью в 61 000 человек; 22 000 пехоты, 9000 регулярной кавалерии, 5000 матросов и, кроме того, дополнительные конные отряды – 20 000 казаков и 5000 калмыков. Пока подходили войска, Петр наблюдал за промыслом белуги, огромной рыбы, достигавшей в длину восемнадцати футов. Ее сероватую икру россияне считали особым лакомством и потому оставляли себе, тогда как черную икру громадного осетра в больших количествах вывозили в Европу.

18 июля, погрузив пехоту на суда, Петр отплыл из Астрахани и прошел 200 миль к югу, вдоль западного побережья Каспия, в то время как его многочисленная кавалерия двинулась посуху, через полупустыни и степи Прикаспийской низменности. Из-за волнения на море плавание продолжалось неделю, но в конце концов царская эскадра бросила якорь в маленьком заливе, к северу от Дербента. Петр первым сошел на низкий берег, вернее, туда его отнесли на доске четыре матроса. Государь тут же решил, что всем офицерам, не бывавшим прежде на Каспии, следует искупаться в море. Некоторые из офицеров, особенно те, кто был постарше и не умел плавать, выполнили этот приказ весьма неохотно. Сам Петр искупался с удовольствием, однако плавать не стал – его окунули в море на той же доске.

Как только подошла кавалерия, русская армия выступила к Дербенту, несмотря на то что за время перехода и кони, и люди настрадались «от безводицы и худой травы». Войска продвигались по узкой береговой полосе, зажатой между морем и скалами, однако, несмотря на уязвимость своего положения, с вооруженным сопротивлением столкнулись всего только раз. Один из местных князьков жестоко расправился с тремя казаками, посланными к нему с письмом от Петра. Им, живым, распороли грудь и вырвали сердца. Русские отреагировали немедленно – селение нападавших было обращено в пепел. Петра поразило мужество, которое проявили горцы. «Зело удивительно сии варвары бились; в обществе нимало не держались, но побежали, а партикулярно [в одиночку] деспаратно [отчаянно] бились так, что, покинув ружье, якобы отдаваясь в полон, кинжалами резались».

Прочие местные правители принимали императора и императрицу с почетом. В Тарках местный мусульманский князь привел с собой в русский лагерь своих жен и наложниц. «Мусульманки, – вспоминал капитан Питер Брюс, – восседали в шатре императрицы на бархатных подушках, разложенных на персидских коврах». Государыня приглашала в свой шатер офицеров, сменившихся с дежурства, дабы те могли удовлетворить свое любопытство и полюбоваться этими «несравненно прекрасными, очаровательными созданиями». Петр и Екатерина отстояли обедню в походной часовне Преображенского полка, после чего император, императрица, а за ними все солдаты бросили на землю по камню, и в память о молебне, отслуженном на этом месте во здравие российского монарха, вырос каменный курган.

Прежде всего Петр стремился овладеть Дербентом, городом, который, по преданию, основал еще Александр Македонский. Дербент имел как военное, так и коммерческое значение: он представляя собой крупный торговый центр и занимал важное стратегическое положение на ведущей с севера на юг, по берегу Каспия, дороге. Город запирал узкий проход между горами и морем и таким образом контролировал любое движение по этой дороге. Дербент сдался без боя. Когда Петр приблизился, дербентский наместник уже ждал его, чтобы преподнести «золотые ключи от города и крепости на подушке из богатой персидской парчи».

Легко заняв Дербент, Петр, по своему обыкновению, принялся лелеять уже более масштабные планы. Теперь он вознамерился пройти еще сто пятьдесят миль к югу и захватить Баку, а после этого основать еще южнее, в устье Куры, новый торговый город, которому предназначалась роль узлового пункта на задуманном караванном пути между Индией, Персией и Россией. Оттуда император предполагал двинуться вверх по Куре к Тифлису, столице Грузии, где намечал заключить союз с христианским государем Вахтангом, а затем вновь пересечь Кавказский хребет, на сей раз в северном направлении, и вернуться в Астрахань через земли терских казаков. «Такс, – писал он Сенату, – в сих краях фут получили».