производительных сил показывает «историю царизма, царских министров»[1179]. Но самое страшное заключается в том, что автор систематически стремится принизить русскую историю, подробно описывая негативные явления и лишь бегло упоминая прогрессивные. Непростительные ошибки совершены в освещении такой важной проблемы, как история национальных движений. Обвиняемый описывал лишь угнетение царизмом национальных окраин, и не касается прогрессивных моментов пребывания народов в составе России: «Никакого показа идеи дружбы народов, важного тезиса, что русский народ был защитником и другом народов, населявших Россию»[1180]. Такая позиция, по мнению Дацюка, является сугубо буржуазно-националистической (!?). Более того, Городецкий вообще принижает все русское, особенно культуру и экономическое развитие. Например, он утверждает, что Россия даже после отмены крепостного права стояла по производству хлеба ниже Алжира. Москву он изображает как большую деревню. Даже на парижской выставке, в изображении автора лекций, русским не нашлось ничем похвастаться, кроме павильона винной монополии. Дальше — хуже. Городецкий стремился умышленно «унизить ленинизм», поскольку не показал, что «центр мирового революционного движения переместился в Россию»[1181]. Как «космополит» он «старается лишить рабочее движение его национальных истоков»[1182]. Наконец, Городецкий всячески помогал Минцу в его преступной деятельности: «Мы видим, что Городецкий никогда не боролся против Минца в тех учреждениях, где проводился зажим научных кадров, торможение роста науки, осуществлялась эта отвратительная монополия. Городецкий смотрел не только равнодушно, но прямо участвовал в этом»[1183]. Более того, на лекции в Московской областной партийной школе он положительно отзывался о Минце.

Выступавший критиковал и других членов кафедры истории СССР, в частности, К. В. Базилевича. Правда, выступавший подчеркнул, что «никаких отдаленных аналогий между позицией К. Н. Базилевича и Городецким и Минцем не может существовать»[1184]. Схожие недостатки имели место в работах С. С. Дмитриева, которые Дацюк также отделил от ошибок Минца. В конце, согласно ритуалу, оратор попенял себе в том, что не сумел целенаправленно вести борьбу против Минца и Городецкого[1185].

Ивашин коснулся работы кафедры международных отношений. Особенно досталось Дубинскому и Н. Л. Рубинштейну. Первый, по словам критика, не показал экспансионистскую политику США на Дальнем Востоке, а его лекции изобилуют иностранными цитатами[1186]. Н. Л. Рубинштейн в своих лекциях не показал организационную роль Америки в период иностранной интервенции в СССР в годы Гражданской войны. Более того, такие же ошибки Ивашин обнаружил и в монографии Рубинштейна «Советская Россия и капиталистические государства в годы перехода от войны к миру (1921–1922)» (М., 1948)[1187].

Затем выступавший остановился на трудах А. Л. Нарочницкого. Его ошибки, обнаруженные в лекциях по истории международных отношений в XIX в., он охарактеризовал как «отсутствие политической остроты»[1188]. Более того, по словам Ивашина, на ошибки в лекциях Нарочницкого поступили сигналы от слушателей.

Немало внимания Ивашин уделил и деятельности С. П. Сурата — заместителя руководителя кафедры и одного из руководителей заочной школы. Как он утверждал, работа велась очень плохо, и именно заочное отделение «протащило под грифом ЦК работу Деборина»[1189]. С высокой долей вероятности можно говорить о личных счетах Ивашина с Суратом.

Другой сотрудник кафедры, Кайтуков, предварительно раскритиковав И. И. Минца, указал и на то, что Бурджалов исказил в своих лекциях образ Герцена, представив его слишком большим либералом[1190].

Собственным ошибкам посвятил выступление Базилевич. Но выстроил он его так, чтобы опровергнуть обвинения Дацюка, который неоднократно до заседания критиковал его лекции. Выступавший сначала заявил, что «с большим удовлетворением слушал выступление т. Дацюка, когда он давал характеристику моему курсу, отмежевал его от порочных работ Минца и указал, что имеется ряд недостатков, которые надо преодолеть…»[1191]. Но ранее, по словам Базилевича, критика Дацюка не была конструктивной. В частности, тот заявлял, что книга Базилевича не является марксистской. Надо отметить, что Базилевич вообще болезненно реагировал на обвинения в отходе от марксизма[1192]. «Только сегодня я убедился из выступления Дацюка, что он расценил свои предыдущие заявления как ошибки»[1193], — заявил Базилевич.

Выступил и декан исторического факультета МГУ Г. А. Новицкий. Он напомнил о разгроме «космополитов» на своем факультете и о поведении Городецкого, который возражал против многих критических выступлений. Не обошел вниманием Новицкий Зубока и Звавича. Последний, по его уверениям, вообще пытался в лекциях для слушателей Высшей дипломатической академии «протащить мысль» о том, что высадка американцев в Нормандии стала переломным моментом во Второй мировой войне[1194].

Заседание 6 апреля открыл Сурат, посвятивший свое выступление разоблачению уже упомянутого Дубинского и его брошюры «Война на Тихом океане». «Тов. Дубинский дает основание предполагать читателю, что дела дальневосточно-тихоокеанские являются исключительно делом американо-японского империализма и что Россия не является величайшей тихоокеанской державой мира»[1195].

Шишова вновь обратилась к лекциям Базилевича. Она заявила, что их автор не умеет или не желает рассматривать исторический процесс в свете марксистско-ленинской теории. Не везде, где надо, используются им цитаты классиков марксизма-ленинизма. И вообще: «Цитаты из классиков сами по себе, а фактический ход истории им излагается своим чередом»[1196].

Н. Л. Рубинштейн признал необходимость критики. Но он решительно не согласился с попыткой Ивашина, указавшего на ряд действительных недостатков, приписать ему то, чего у него нет. В отместку Рубинштейн заявил, что у Ивашина в лекциях для заочников нет ни слова об американской интервенции в Советскую Россию[1197].

С Дацюком в критике Городецкого оказался солидарен Насырин, добавивший также, что Городецкий не показал влияние русской культуры на западную[1198]. Огня добавил доцент Якунин. Он гневно рассказывал, как «Городецкий тормозил работу историков союзных республик. Он мешал разоблачению буржуазных националистов, не реагировал на сигналы об извращениях в разработке истории казахского народа. В результате этого появилась вредная книга “История Казахстана”, целиком направленная против русского народа»[1199].

Наконец, очередь дошла и до самого Ефима Наумовича. Он пытался опровергнуть все обвинения. Для этого был выбран, казалось бы, единственно верный путь: он сам обрушился с критикой на Минца. Городецкий вынужден был выступить против человека, которому, по сути, во многом был обязан своей профессиональной карьерой. На вопрос-требование Сидорова, прозвучавший в МГУ, об определении отношения к Минцу Городецкий дал публичный ответ. Он утверждал, что он давно боролся с «космополитизмом» Минца, но в то же время признал, что недостаточно его критиковал. С разбором его лекций Дацюком он не согласился категорически. Не показывал прогрессивных явлений? Это потому, что на период выпало «две большие полосы реакции». «Я никуда от этого уйти не мог. Должен ли я был смягчить? Нет, не должен»