Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сид перевернула три последние карты — Отшельника, который говорил сам за себя, а также Луну, что означало «лунатизм» или «помешательство», и Смерть.
— Значит ли это, что я стану жить в уединении, сойду на почве одиночества с ума и покончу жизнь самоубийством? — поинтересовалась Одетта. По ее мнению, жизнь на мельнице мало чем отличалась от жизни отшельника.
— Конечно же, нет, — сказала Сид, которая обладала редким даром выдавать дурное за хорошее. — Все это значит, что в настоящий момент у тебя напряженные духовные искания. Смерть же знаменует начало Новой жизни — только и всего.
— Но умереть все-таки придется — прежде чем начать эту самую новую жизнь? — уточнила Одетта, мысленно дав себе слово не приближаться больше к распределительному щиту на мельнице.
— Совершенно справедливо! — с энтузиазмом воскликнула Сид, считавшая, что Одетта безоговорочно принимает на веру все ее толкования. — Отомрет какая-то часть тебя. Тебе придется расстаться с чем-то ненужным, отжившим — будь это работа, дом или старая любовь.
Одетта кисло ей улыбнулась. Она уже лишилась работы и дома, но это не принесло ей освобождения, на которое намекала Сид.
— Так что же говорит гадание относительно вечера пятницы? — спросила Одетта, с вожделением посмотрев на карту Любовники. — Похоже, я должна все-таки поехать с Калумом в ресторан.
— Ничего подобного, — отрицательно покачала головой Сид. — Я была не права, пытаясь подбить тебя на это, но с картами не поспоришь. — Тут Сид посмотрела на Одетту в упор. — А они совершенно определенно говорят, что, как это ни удивительно, в ресторан с Калумом должна ехать не ты, а я!
Ложась часом позже в свою ледяную постель на мельнице, Одетта думала, что Сид, хотя и изображает из себя нечто особенное, на самом деле всего-навсего старая ворона, которой нравится манипулировать людьми. Одетта решила наплевать на гадание и поехать в ресторан с Калумом вопреки рекомендациям хозяйки.
По этому поводу у них на следующий день состоялся серьезный разговор.
— Он пригласил меня, а не вас! — сказала Одетта.
— Но ты же сама мне говорила, что не хочешь ехать.
— Тогда не хотела, а сейчас хочу.
Одетта вдруг подумала, что со стороны они с Сид жутко напоминают разругавшихся насмерть мать и дочь.
— Ты не должна ехать, — мрачно сказала Сид, гипнотизируя ее взглядом. — Взгляни еще раз на карты. Ты должна находиться в уединении до тех пор, пока не залечишьсвои сердечные раны.
— В таком случае на свадьбу Эльзы и Йена мне тоже не следует ехать? — спросила Одетта, холодно посмотрев на Сид.
— Нет, на свадьбу Эльзы ты просто обязана поехать! — воскликнула Сид, приходя в ужас при мысли, что, если Одетта откажется, она будет вынуждена остаться дома, поскольку везти ее в Лондон будет некому. — Гадание относится только к вечеру пятницы.
— Стало быть, в субботу утром все мои сердечные раны самым волшебным образом затянутся?
— Да, — твердо сказала Сид. — Карты не врут.
— Правда? А вот у меня есть на этот счет большие сомнения… Ну, если карты не врут, то они наверняка вам скажут, что мне давно уже пришла пора получить жалованье! — крикнула Одетта, прежде чем, хлопнув дверью, убежать на мельницу, которая в отличие от башни на гадальных картах никаких синих молний из себя не извергала и была холодной и мрачной, как погреб.
К большому удивлению Одетты, жалованье она на следующее утро все-таки получила. Сид оставила ей под камнем на тропинке двадцать фунтов в конверте. К деньгам была приложена записка: «Поезжай в Чакфилд и приведи себя перед свадьбой в порядок. Насколько я знаю, стрижка, окраска и завивка там на уровне…»
Одетте был неприятен намек Сид насчет того, что ей надо подстричься — да и вообще привести себя в порядок. Можно подумать, она сама не знает, что ей делать? Но когда она, вымыв голову, глянула на себя в зеркало, у нее из уст непроизвольно вырвался возглас: «Вот ужас-то!» Волосы у нее отросли почти до плеч и торчали в разные стороны.
Приехав в Чакфилд и изучив прейскурант цен, выставленный в окне местного салона красоты, Одетта поняла, что лишь в том случае, если она обратится к младшему мастеру и откажется от окраски волос, у нее хватит денег, чтобы после стрижки купить себе платье в секонд-хенде.
Перебирая вешалки с каким-то барахлом, Одетта увидела, как растворилась дверь и в магазин вошел Джимми Сильвиан. Чтобы он ее не заметил, она, сделав шаг в сторону, спряталась среди нейлоновых пеньюаров, которым самое место было не в магазине, а на помойке.
— А, мистер Сильвиан, — приветствовала Джимми пожилая продавщица. — Не ждала вас так скоро. Леди Фулброк привезла нам старые фланелевые рубашки своего мужа. Они еще довольно крепкие, и я их для вас отложила.
— Спасибо за внимание, Мардж, — сказал Джимми, оглядывая почти пустой магазин, — но сегодня я пришел не за покупками. Мне показалось, что к вам зашла одна моя знакомая…
Мардж заговорщицки подмигнула Джимми и прошептала:
— Ищите ее там, где вывешены дамские неглиже.
Джимми, подмигнув продавщице в ответ, двинулся в указанном направлении и принялся мощной рукой раздвигать вешалки с ночными рубашками, халатиками и пеньюарами.
— Ай! — взвизгнула Одетта, которой острый угол воротничка халата ткнулся прямо в глаз. — Нельзя ли поосторожнее?
— Так и знал, что это вы, — ухмыляясь, сказал Джимми. — Хотите со мной перекусить?
— У меня нет времени, — сказала Одетта, которой вовсе не улыбалось оставлять в кафе половину полученной от Сид суммы. — Очень нужно подстричься.
— А по мне, и так хорошо, — по-прежнему широко улыбаясь, сказал Джимми.
Одетта посмотрела на него в изумлении. Шутит он, что ли?
— Намечается какое-нибудь мероприятие? — спросил Джимми.
— Я просто бродила по магазинам в ожидании, когда в салоне подойдет моя очередь, — соврала Одетта. — Вряд ли я стану покупать что-либо здесь.
— А почему нет? — искренне удивился Джимми. — Я, к примеру, почти всю свою одежду покупаю в магазинах секонд-хенд.
— Но вы, надеюсь, можете позволить себе купить новые вещи?
— И что с того? Стоит только купить новую рубашку и раз ее постирать, как она автоматически переходит в разряд секонд-хенда. По этой причине я говорю себе так: если одежда чистая, без дырок и хорошо сшита, то какая разница, где я ее купил? Кстати сказать, оставляя деньги в таких вот благотворительных магазинчиках, мы финансируем какое-нибудь благое предприятие.
«Он, наверное, „зеленый“ и поддерживает защитников окружающей среды, — с неприязнью подумала Одетта, — а следовательно, на одежду ему наплевать. К сожалению, ему не приходит в голову, что у женщины по этому поводу может быть иное мнение».