Конечно, палачам приходилось постоянно жить в обстановке стрессов. Как Гиммлер спустя несколько лет заботился о своих подручных, чтобы те лучше выполняли работу, так и сейчас Сталин часто успокаивал своих помощников. Далеко не все обладали достаточными силами, чтобы выдержать такую напряженную жизнь.

Палачи из НКВД спасались при помощи спиртного. Даже у тех, кто не пил, голова шла кругом от потоков крови и гор трупов. Даже страшный Мехлис едва не сломался в самом начале террора, когда он еще руководил «Правдой». Он отправил необычное письмо Сталину. Оно позволяет нам понять, как трудно приходилось помощникам вождя в годы репрессий.

Дорогой товарищ Сталин, мои нервы на пределе. Я не достоин высокой чести быть большевиком. Особенно обидно и больно мне было после нашего частного разговора, ведь я обязан вам не только своей жизнью, но и партийностью. Я чувствую себя полностью раздавленным. Эти годы забрали у нас много людей… Мне приходится руководить «Правдой» без секретарей и редакторов, когда нет одобренных руководством тем, когда я оказался в конце концов в роли «мальчика для битья». Это организованный бедлам, который может поглотить кого угодно. И он уже поглотил немало народа! В последние дни я мало спал и сейчас чувствую себя разбитым, засыпать удается лишь в одиннадцать часов утра или даже в двенадцать… Я мечусь по квартире после бессонных ночей в газете. Считаю, что пришло время освободить меня [от этой работы]. Я не могу быть главным редактором «Правды», потому что не сплю и болею, потому что не могу следить за тем, что происходит в стране, в экономике, искусстве и литературе, у меня нет времени даже сходить в театр… Простите меня, дорогой товарищ Станин, за те неприятные минуты, которые я вам доставил. Мне очень трудно перенести такое потрясение!

У генерального прокурора Вышинского также едва не произошел нервный срыв, когда он нашел у себя на столе записку следующего содержания: «Все знают, что вы меньшевик. Сталин попользуется вами, а потом приговорит к вышке. Бегите! Вспомните Ягоду. Это ваша судьба. Мавр сделал свое дело, мавр должен уйти!»

Постоянно пьяный Ежов почувствовал, что Сталин, как он позже сам писал Хозяину, «не доволен работой НКВД», что еще сильнее ухудшило его настроение. Он предпринимал отчаянные попытки доказать свою преданность и полезность. От него, говорят, исходило предложение переименовать Москву в Сталинодар. Политбюро идею высмеяло и отклонило. Вместо этого наркома призвали расстреливать собственных сотрудников, которых он защищал.

В начале 1938-го Сталин с Ежевикой решили уничтожить старого чекиста Абраама Слуцкого. Слуцкий руководил зарубежной разведкой, поэтому, чтобы не пугать советских агентов за границей, они придумали хитрый план. 17 февраля Фриновский пригласил Слуцкого к себе в кабинет. Туда же вошли и другие заместители Ежова. Они схватили Слуцкого и прижали к его лицу маску с хлороформом. Потом ему вкололи яд. Слуцкий скончался прямо в кабинете Фриновского. Официально было объявлено, что он умер от сердечного приступа.

Вскоре чистки стали угрожать даже тем чекистам, кто был близок к самому Ежову. Когда с Дальнего Востока решили отозвать его протеже, Люшкова, Ежевика предупредил своего человека. Люшков все понял и перебежал к японцам. Николай Ежов был в такой страшной панике, что попросил Фриновского поехать вместе с ним к Сталину и присутствовать при разговоре. «У меня одного не хватит для этого сил», – признался нарком. Ежов чуть с ума не сошел от страха. Сталин справедливо заподозрил, что тот предупредил Люшкова о вызове в Москву.

Чувствуя, что Ежов сейчас в опале, соратники Сталина, с лихвой доказавшие готовность и решимость убивать, начали обвинять наркома внутренних дел в моральном разложении и лжи. Наиболее острым критиком ежовских перегибов, по словам очевидцев, был Андрей Жданов. Его сын Юрий утверждает, что отец давно хотел переговорить со Сталиным наедине, но в кабинете всегда присутствовал Ежов. «Наконец отцу удалось встретиться со Сталиным тет-а-тет, – рассказал Юрий Жданов. – „Политические провокации продолжаются“, – сказал он». Эта история звучит вполне правдоподобно, потому что Жданов был ближе всех к Сталину и мог позволить себе некоторые вольности.

В середине 1938 года на заседании политбюро произошла горячая перепалка между Вячеславом Молотовым и Николаем Ежовым. Сталин стал на сторону премьера и велел Ежевике извиниться.

Тучи продолжали сгущаться. Очередным предателем стал советский резидент в Испании Александр Орлов. Ежов страшно боялся Сталина. Он решил промолчать и попытался скрыть эту информацию.

29 июля Сталин подписал очередной расстрельный список. Среди подлежащих уничтожению были и люди Николая Ежова. Нарком так испугался, что начал расстреливать заключенных, которые могли бы дать против него показания. Успенский, начальник украинского НКВД, находился в то время в Москве. Он узнал, что за пять дней должны расстрелять тысячу человек. «Ото всех следов необходимо избавиться, – предупредил его Ежов. – Все расследования надо срочно закончить. Дела нужно привести в такое состояние, чтобы в них ничего нельзя было понять».

Сталин мягко указал Ежову, что тот не справляется с НКВД в одиночку и нуждается в помощи. Он попросил Ежевику найти себе ассистента. Ежов попросил назначить Маленкова, но вождь решил, что тот должен остаться в ЦК. Трудно сказать, от кого исходила инициатива, но, возможно, Каганович предложил перевести в НКВД Лаврентия Берию. Это должно было устроить Сталина. Он сам кавказец и знал, что на его родине до сих в почете кровавая вражда, месть и тайные убийства. Берия вполне подходил для выполнения непростой задачи. Ему не нужно было ничего объяснять, он сам был чекистом. Лаврентий Павлович – единственный первый секретарь компартии союзной республики, лично пытавший задержанных. Его излюбленными орудиями пыток были жгут и дубинка. Берию ненавидели многие старые большевики и члены семьи Сталина. Вождь наверняка подумал, что грузинский чекист с его интригами, заговорами и мстительностью поможет ему навести порядок в собственном доме.

Вероятно, Ежов попытался арестовать своего соперника, но было поздно. Сталин уже переговорил с Лаврентием Павловичем – на заседании Верховного Совета 10 августа. Берия перебирался в Москву.

После 1931 года Лаврентий Павлович Берия проделал долгий путь. В момент описываемых событий ему исполнилось только тридцать шесть лет. Этот незаурядный человек обладал сложным и очень мощным умом. Он был остроумен и очень любил, казалось бы, не по делу шутить, рассказывать не всегда приличные анекдоты и грубо разыгрывать коллег и знакомых. Ему удавалось одновременно быть и садистом-палачом, и любящим мужем, и нежным отцом.

К 1938 году Берия уже был хроническим бабником. Из таких людей власть нередко делает сексуальных маньяков. Берия, несомненно, был талантливым организатором. Прирожденный управленец являлся единственным руководителем Советского Союза, которого можно было представить, как через много лет говорила его невестка, на посту председателя правления «Дженерал Моторс». Он руководил гигантскими предприятиями при помощи комбинации угроз («Я сотру вас в порошок»), мелочной аккуратности и педантизма. Все, за что ни брался Берия, работало с точностью часового механизма. Он не терпел только две вещи: многословия и неясного выражения мыслей.