— А-а-да! — радостно блеял глухонемой.

В левой руке он держал за слипшиеся от крови вьющиеся волосы отсеченную голову Засыпного. Глаза были вырезаны, и из опустошенных глазниц струилась кровь. Из шеи тоже сочилась кровь, а внизу у нее что-то, как померещилось Шалманбекову, подрагивало. Очевидно, именно это Митрофан и называл проводами, указывая своим окровавленным инструментом на подрагивающие отростки.

«Что это, нервные окончания? Анатомический театр, да и только! — подумал капитан милиции. Он вышел на середину холла и навел ружье на тело директора. — Ближе к эпилогу!»

— У-умна! У-умна! — Нетаков запрыгал на месте, раскачивая голову и полосуя по ней ножом, как по кочану капусты. Кровь брызгала во все стороны, щедро орошая обильно перепачканного в крови Митрофана. — О-ота-а!

— Умно — не то слово! — Милиционер закончил фразу глухонемого, быстро навел на него ружье и нажал оба курка.

Сразу после грохота выстрелов Митрофан отлетел назад и угодил в груду разного хлама, сочтенного работниками завода непригодным для какого-либо домашнего употребления. Из-под рухнувшего тела выкатились теннисные мячи, вылетели пластмассовые кегли и пластиковые бутылки. Часть этих предметов задела тело Засыпного, которое все еще продолжало свою причудливую пляску — пляску смерти на залитом кровью желто-зеленом линолеуме.

После того как Нетаков исчез из поля зрения Рамиза, на противоположной стене помещения зазвенели осколки расплескавшегося зеркала, а на его сверкающих остатках повисло какое-то красно-коричневое месиво, от которого тянулся полупрозрачный дымок.

Милиционер подошел к Митрофану и заметил, что тот еще жив, — он с удивлением, а при иных обстоятельствах можно было заподозрить, что и с вызовом, смотрел на Рамиза, его по-детски вытаращенные глаза, кажется, говорили: как же так?

— Сейчас все закончится, потерпи, Троша. — Капитан извлек бутылку, откупорил, обрызгал оба тела спиртом и щелкнул зажигалкой. Пока огонь разгорался, он вложил ружье в безвольные руки Тита Юрьевича, стянул перчатки и бросил их на пол. — Ну я пошел!

Как только Рамиз Шалманбеков покинул уголок, из душевой осторожно выглянула девушка лет шестнадцати. Она была в красной куртке с отброшенным назад капюшоном. Ее темные глаза испуганно посмотрели на изуродованные мужские тела, в немом ужасе задержавшись на обезглавленном директоре, который еще несколько минут назад развлекал ее пошлыми анекдотами и предлагал дальнейшее сотрудничество без посредничества мамы Ангелины.

Девушка метнулась вдоль стены и устремилась к черному ходу. Она продолжала тревожно всматриваться в перспективу и, заметив, что дверь на лестницу открыта, направилась туда. Здесь она постояла, вслушиваясь в замирающие шаги милиционера, которого уже не раз встречала в приюте «Ангелок» и на боях в клубе «Вечная мерзлота».

«Наверное, если б он меня заметил, то сразу убил бы? — с неприятным чувством подумала Вероника. — Господи, какой кошмар! Куда же я попала!»

Она дождалась, когда внизу хлопнула входная дверь, и стала быстро спускаться вниз. Теперь для нее главное — выбраться с территории этого мафиозного завода и больше никогда не вспоминать об этом ужасе! Да, хорошо сказать — не вспоминать! А забыть-то она сможет? Вряд ли!

Когда из кабинета директора запахло дымом, охранники стали стучаться: вначале робко, потом более решительно и даже настырно, но не услышали никакого ответа. В это время в приемную вошел Рамиз. Это был участковый, на чьей территории числился завод имени Немо.

Милиционер сказал, что видел на территории группу крайне подозрительных типов и, по его мнению, сейчас нужно смело вторгаться в кабинет и выяснять причину задымления и молчания Тита Львовича.

Охранники начали выбивать дверь, а когда справились с этой задачей, то не застали Засыпного в кабинете. Они заметили, что открыта вторая дверь, а за ней бушует мощное пламя.

— Давайте попробуем потушить, а я вызову пожарный расчет! — скомандовал капитан милиции. — Несколько человек пусть обегут здание со двора и попробуют проникнуть через черный ход: вдруг там взломано или открыто? Давайте, ребята, надо выручать Тита Львовича! Предчувствия у меня, честно вам скажу, самые скверные!

Фрол уверенно двигается по лесу. Он — радостен. Через пересечения ветвей на его лицо и плечи игриво сыплются солнечные лучи. Леснику приятно шагать, дышать, озираться. Он чувствует себя хозяином этого леса, хозяином этой жизни.

Сквозь лесную чащу зрим лежащий человек. Фрол вначале не отдает себе отчета в том, что видит фигуру, затем он ускоряет шаг и уже бегом неуклюже несется к человеку. Собака резво опережает хозяина и замирает около неизвестного.

Лесник взваливает на себя тело и с ношей выбирается из зарослей. Фигура Фрола — мощная, квадратная. Конструкция юноши хрупкая, даже изящная.

Фрол с гостем сидят под навесом около дома. Юноша торопливо потребляет пищу. Хозяин наполняет стаканы. За окном — девушка. Вид у нее — блаженный. Она шевелит губами, но ничего не произносит. Гость провожает ее удивленным взглядом.

Внезапная гроза. Юноша темпераментно повествует о том, как очутился в лесу. Слышны обрывки слов, он жестикулирует, обозначая и подкрепляя сказанное. В расколах неба — фрагменты его истории.

— В городе надоело… Хоть вешайся… Одно и то же: дождь, мать с покупками, школа… Юрка говорит: давай завербуемся в экспедицию… Думаю, поеду один… Деньги на мотоцикл были отложены. Взял да и рванул.

Фрол: Хорошо, что так обошлось. Если бы не мы с Ковбоем, не знаю, что бы с тобой сталось. Тайга городских не любит!

Лесник с гордостью показывает свой оружейный арсенал.

Фрол сажает собаку на цепь. Заводит мотоцикл. Гость и дочь лесника стоят по разным сторонам дома.

Гость: Куда, Фрол?

Фрол: Жену встретить. Ты, Арсений, спи, сил набирайся.

Катя беспечно раздевается. Наклоняется над ручьем. Изучает свое отражение. Оглаживает крепкое тело.

Арсений исподтишка наблюдает за девушкой. Дочь лесника купается. Юноша подкрадывается к ней, потом идет прямо, не скрывая своих намерений. Девушка пытается убежать. Арсений настигает Катю, валит на землю. Они борются, катаются по расстеленным простыням. Белье, развешанное на кустах, стягивается борющимися телами. Арсений наматывает Катины волосы на руку, бьет ее по лицу, в живот.

Захолустье. Фрол встречает жену. Затаривается и обвешивает багажом мотоцикл. Здесь вещи носильные и продукты питания, часы в деревянном корпусе с кукушкой и репродукция мадонны Литы в гипсовой раме. Во время езды жена что-то сообщает Фролу, перекрикивая рев машины.

Галина: Он, говорят, чудеса творит!

Фрол: Я сильно сомневаюсь, чтоб нашу Катюху кто-то мог вылечить! Дурой родилась, дурой и помрет! Таков наш с тобой родительский крест!