Вера Менькова в вещие сны основывалась, прежде всего, на каком-никаком жизненном опыте. Тридцать семь лет — это, как выражалась свояченица Менькова, возраст уже на рубеже вечности. Именно эта родственница — сестра жены старшего следователя — подвела научную основу под вещие сны. Свояченице Меньков верил — та была психологом не просто по образованию, но, едва ли не в первую очередь, и по призванию.

А сон, приснившийся Менькову накануне вызова его к прокурору, повторялся в том или ином варианте уже не один раз. И даже не один десяток раз. Приснился Менькову его дачный домик (проданный им года два назад вместе с дачным участком). Только у Менькова домик был хоть маленький, но очень аккуратный, ладный, уютненький. А тут увидал во сне старший следователь нечто вроде огромного барака — с зияющими дырами в крыше, с такими же дырами в стенах. В общем, так называемое незавершенное строительство.

Меньков и раньше читал о том, что дом или квартира во сне — это сам человек, его тело, его разум, его чувства. Меньков по опыту знал, что подобный сон вовсе не предвещает болезнь — в том числе в виде похмелья. А вот по службе или в отношениях с кем-то приятного ожидать не приходится.

И точно, сон, как оказалось, был в руку. Менькова вызвал к себе прокурор Ивантеев и, хмуро глядя в столешницу, сказал:

— В общем, навесили на нас одно дельце…

Толстый, рыхлый прокурор Приозерска внешне напоминал сильно раскормленного, аномально крупного сурка. Сурок, затянутый в тесную форму синего цвета, выглядел, конечно, очень смешно. Те, кто видел Ивантеева в первый раз, не могли сдержать улыбки. Зато коллеги и, тем более, подчиненные Ивантеева при взгляде на него об улыбке даже и не думали. Не только потому, что привыкли к внешности прокурора. Все знали, насколько злопамятен и мстителен Ивантеев. А еще Ивантеев отличался повышенной требовательностью к подчиненным — и настолько же пониженной требовательностью к себе. Меньков же — да и не он один — называл последнее качество Ивантеева умением прикрыть свою задницу чужой.

— Что за дельце? — осторожно спросил старший следователь.

— Ну, дело того идиота, который девочку изнасиловал и задушил. В Западном районе.

— А чего ж навесили? Там же вроде все предельно ясно.

— В том-то и весь фокус, что «вроде», — хмыкнул Ивантеев. — Вел его, если ты не знаешь, Коренев.

— Да слыхал, что Коренев, — Меньков тяжко вздохнул.

Коренев в общем-то, производил впечатление весьма неглупого молодого человека. Однако все силы, весь интеллект этого разгильдяя и лодыря тратился на изобретение приемов, с помощью которых можно сделать работу с минимальной затратой нервов и времени — то есть, в нормальном озвучивании, как можно более халтурно.

В городскую прокуратуру Валера Коренев попал по протекции — по очень влиятельной протекции. Хотя, по правде говоря, могущественной поддержкой сверху не злоупотреблял. И при постоянном давлении непосредственного начальства свои обязанности мог выполнять на твердую «тройку», а то и «четверку» с минусом — по пятибалльной системе. Меньков несколько раз оказывался непосредственным начальником Коренева, когда возглавлял оперативно-следственную группу. И знал, что за Валерой нужен постоянный присмотр — то есть, дополнительный расход собственных сил, нервов и времени. Единственный выход избавления от Валеры — сделать его большим начальником. Только ведь за один месяц или даже за год карьерный взлет осуществить невозможно. Для того, чтобы подниматься по служебной лестнице, надо последовательно занимать новые ступеньки. А выходило так, что в городской прокуратуре Приозерска эти самые ступеньки занимали люди либо компетентные и, можно сказать, незаменимые — вроде Менькова — либо тоже обладавшие солидными связями наверху — вроде зама Ивантеева.

А пока, пребывая на своей должности следователя прокуратуры старший лейтенант юстиции Валерий Коренев в очередной раз сотворил халтуру, начав заниматься делом об изнасиловании и убийстве несовершеннолетней.

А дело имело весьма нежелательные последствия — маньяка, якобы совершившего убийство и изнасилование, зеки в сизо замордовали, а родители маньяка написали прямиком в Генеральную прокуратуру. Причем, судя по всему, не просто написали, но передали в Москву с оказией — в областной прокуратуре получили пакет, в котором лежал конверт с двумя московскими штемпелями.

Но и на этом сюрпризы для Менькова не исчерпались. Как выяснилось, маньяка изуродовали и убили не обязательно в сизо. И очень даже может быть, что его убили вовсе не зеки.

— Свидетель нашелся, — бубнил Ивантеев, продолжавший глядеть на крышку стола, — который видел, как обвиняемого избивали.

— А где это происходило? — опять же осторожно спросил Меньков.

— Да там же, — Ивантеев махнул пухлой короткой рукой. — В Западном районе.

— Однако…

Ивантеев толкнул по гладкой поверхности стола в направлении Менькова довольно толстую папку.

— Тут все. Давай, разбирайся!

А там-то, в деле, и разбирательства особого не требовалось — ляп на ляпе, несостыковка на несостыковке.

В общем-то спокойный по натуре и редко выходящий из себя Меньков сейчас дал волю эмоциям. Позвав к себе Коренева, он поинтересовался:

— Валера, тебе никто не говорил, что ты чудак на другую букву?

— А в чем дело? — лицо Коренева слегка побледнело.

Игнорируя его вопрос, старший следователь продолжал:

— Ты выдающийся специалист по дискредитации следственного управления! Ты вредитель! Нету на тебя товарища Ежова и товарища Берии! Да вот тут, — он потряс несколькими листками бумаги, извлеченными из папки, — просто руководство под названием «Как не надо проводить судебно-медицинскую экспертизу». Почему ты не проследил за осмотром трупа?

— Почему не проследил? — недовольно проворчал Коренев.

— Ты мне Ровшана и Джамжуда переставай из себя корчить. Потому и не проследил, что разгильдяй ты. А если и проследил, то почему проигнорировал заключение судмедэксперта? Вот, читаем: «Смерть, предположительно, наступила в результате асфиксии. На шее потерпевшей ясно видны гематомы и посинение, указывающие на удушение. Четвертый и пятый шейные позвонки повреждены, их характерное смещение указывает на то, что потерпевшей мог быть нанесен удар справа в область шеи». Где ж такого грамотея откопали? «В область шеи». А почему не «в губернию шеи»?

Коренев молчал — знал, что Менькову лучше не перечить.

А Меньков продолжал, уже более спокойным тоном:

— Если хочешь знать мое мнение, то я больше склоняюсь к тому, что смерть как раз и наступила от удара по правой стороне шеи. Даже я сказал бы, что направление удара можно определить как «справа-сзади». Но об этом надо дополнительно говорить со специалистом — настоящим специалистом, а не таким, который это заключение писал. «Смещение позвонков», как же! Да они переломаны, судя по снимку. А