добраться до столицы. Вернувшись домой, она тут же набросилась с ножом на мужа. В итоге счастливый, несмотря на несколько неприятных ран, граф Зобнин получил от Церкви долгожданный развод, а графиня обрела новое жилище в толстых монастырских стенах. Выйти ей оттуда вряд ли удастся.

Остальные “бриллиантовые” проявили благоразумие и качать свои права не стали. Они, потупив глаза, быстро разбрелись по своим комнатам. В дальнейшем вели себя очень прилично: видимо, до них тоже дошли слухи о незавидной судьбе Зобниной.

Княгиня же подошла к кучке “форменных” женщин. Они испуганно снова поприветствовали её поклонами и реверансами. Кто во что горазд.

— Ну а у вас, голубушки, какие есть претензии? — мягко обратилась к ним Екатерина Михайловна.

— Что вы, Ваша Светлость! Нас всё устраивает! — за всех ответила болтушка Ира Деньгина. — Премного вам благодарны и за приют, и за заботу. Многие так хорошо даже в отчем доме не жили.

— Значит, всё устраивает?

Гул одобряющих голосов подтвердил, что всё.

— А вот Елизавета Васильевна на стены жалуется. Говорит, что мрачные больно.

— Стенки-то, оно, конечно, тяжёлые, — явно стесняясь своего нервного тика, тихо проговорила Ангелина Краснова. — Солнышка в них нет. Радости.

— А вы тут не для радости! — вставила своё слово Клавдия. — О душе да о боге думать!

— Я ж и не спорю, матушка, — быстро согласилась девушка. — И молитвы искренне читаем, и вылечиться стараемся. Только тоска бывает, когда на улице мрачно, да с вечору ещё. Всё сделаем, что скажете, и поперёк слова вашего не пойдём. Мы б и про стенки не обмолвились, если дозволения на то не было.

— Теперь дозволение есть. Вы не приживалки, за вас деньги немалые платят, так что имеете право на просьбы, — улыбнулась княгиня. — Что ж. Тут всё ясно. Пойдёмте-ка, Елизавета Васильевна, на первый этаж. И вы, матушка Клавдия, составьте нам компанию.

— И так собиралась. А то эта такого наговорит, что потом только за голову хвататься останется, — кивнув в мою сторону, буркнула Ворона.

53

Коридоры первого этажа произвели на меня гнетущее впечатление. Кажется, что в них гуляет эхо криков бедной Лены Харитоновой. Да ещё и несколько растревоженных невменяемых постоялиц, лиц которых я никогда не видела, то ли кричат, то ли подвывают в своей неадекватной агонии, усиливая жуть. Хочется закрыть уши руками и ничего не слышать.

— Кошмар, — поёжилась княгиня. — У вас тут всегда так?

— Нет, — пояснила смотрительница. — Это с ночи успокоиться не могут. Уж больно шумно было у нас из-за трагических родов. Обычно намного тише. Но в полнолуния да ещё и по весне иногда сущий ад творится.

— Про что и говорила, — победно сказала я. — Такие концерты и здорового человека с ума сведут. Я бы предложила вам, Екатерина Михайловна, пару ночей здесь провести, но это было бы жестокое предложение. Просто попросите у местных сиделиц поделиться впечатлениями. У тех, кто поадекватнее, естественно.

— Баронесса Витковская ещё наказана? — спросила у Клавдии княгиня.

Ого, какая осведомлённость в наших делах! Видимо, с матушкой был у них долгий разговор. Представляю, что Ворона про меня наговорила. Хотя… Тётка она непредсказуемая и имеет свой “кодекс чести”. Может гнобить за ничтожные прегрешения, но и грудью на защиту встанет, если почувствует, что несправедливо обходятся. Странные у нас с ней отношения сложились.

— Сидит, — кивнула Клавдия. — Хотела раньше срока сегодня с утра выпустить, но не до этого было.

— Прекрасно. Сейчас и выпустим, после разговора.

Бедная баронесса сидела на полу в углу комнаты, укутавшись в одеяло. Несмотря на достаточно комфортную температуру, дрожала, как осиновый лист. Её большие красивые глаза опухли от слёз и жалобно смотрели на нас.

— Простите… Простите меня… Я не могу заразиться бешенством… Пожалуйста… Озерская меня не царапала — её припадок мы с графиней Зобниной инсценировали… Выпустите меня… Я больше не могу здесь оставаться… — безжизненным голосом твердила Витковская. — Пожалуйста… Пожалуйста… Пожалуйста…

Признаться, несмотря на всю неприязнь к ней, я сейчас испытала острый приступ жалости.

— Ну, раз не можете заразиться, то выходите, — повелительно произнесла княгиня. — Кстати, ваша подруга Зобнина покинула приют. Вы тоже можете это сделать.

— Нет-нет, — неожиданно для всех отказалась женщина. — Мне никак нельзя к людям! Позвольте остаться у вас! Позорить себя и свою семью больше не желаю. А я ведь обязательно начну!

— Как хотите. Но при условии, что будете соблюдать все правила проживания, можете остаться с нами.

— С удовольствием! Только не к людям!

— Я учту ваши пожелания. А теперь свободны, баронесса. Надеюсь, больше проблем с вами не будет.

Витковская пулей выскочила из камеры, а я подвела Екатерину Михайловну к столу. Взяла её за руку и достаточно неприятно ударила кистью об угол столешницы.

— Ай! Елизавета! Что вы делаете?! Это непозволительно! Или вы действительно больны бешенством?!

— Простите. Поверьте, что никаких дурных намерений я не имею по отношению к вам. Просто небольшая демонстрация. Это я вас слегка вот так приложила, но всё равно вы почувствовали боль. А теперь представьте, что неконтролирующая себя пациентка с разбегу бьётся лбом о такую жёсткую поверхность. Не жалея себя бьётся. Так, чтобы череп проломить. Я знаю, что подобные случаи бывали. Можно ещё головой о каменную стену. Но впечатления о подобном оставим на уровне фантазий. В этой комнате всё опасно! Стулья, стол, кровать — каждый предмет таит угрозу.

— Кажется, главная угроза — это ты, Елизавета! — прокаркала Ворона.

— Подожди, — остановила её княгиня от продолжения нотации. — Объяснили мне сейчас доходчиво суть проблемы. И что вы, Елизавета Васильевна, предлагаете? Убрать всю мебель? Бедняжкам спать на полу и есть, как собакам из миски у двери?

— Мягкая мебель. Толстая многослойная перина вместо кровати. Кресла в виде мешка. Ну а стол можно приносить во время кормления или сделать его откидным. Но обязательно с замочком, чтобы невменяемая не могла разложить его сама. К сожалению, у меня есть лишь идеи, но нет опыта воплотить их в жизнь. Илья Алексеевич отмахивается от всех этих предложений, поэтому, Екатерина Михайловна, надежда лишь на вас.

— И что вы ему ещё предлагали?

— О! Много чего во время длинных конных прогулок. Откровенно скажу, что лишь для того, чтобы донести свои мысли до этого сноба, освоила верховую езду. Но, к сожалению, Илью Андреевича интересует исключительно цвет моих волос и некоторые прелести, на которые он тайком поглядывает.

— Почему-то мне кажется, что вы сами, Елизавета, ими около носа моего внука крутите.

— Вот ещё! Во-первых, он твердолобый упрямец. А во-вторых, у него смешные уши.

— У Ильи нормальные уши! И вы путаете упорство