— Не твое дело! — Беспута грубо отпихнула протянутую к ней руку. — Лучше по сторонам поглядывай!

Всеведа покорно кивнула, обводя взглядом окрестности, и прошептала:

— То, что любишь его — это хорошо. Любить нужно, не то и жить незачем. Только не люба ты ему. Ты не серчай на меня за слова эти, но ведь Ледею он не просто так привел. Она ведь…

— А я, значит, так, случайно прибилась…

— Тяжелая она.

Беспута поперхнулась на полуслове, услышав тихие слова слепой колдуньи. Мельком взглянув на шатер, она придвинулась ближе к подруге.

— А ты это… Не ошиблась, часом? Мы ведь не можем?

Вздохнув, Всеведа кивнула, внимательно вглядываясь в сторону ближайшей рощи. Удивленно моргнув, она прошептала:

— Что-то мне морок чудится. Вроде деревья, а иной раз гляну, люди мерещатся…

— Ты про Ледею сказывай, — рыжая колдунья еще ближе придвинулась, дергая подругу за рукав, — как же так? Почему ей можно, а нам…

— Ей Мать разрешила, — коротко бросила Всеведа, показывая всем своим видом, что разговор окончен, и вновь обернулась к роще.

— Идут!!!

Голос Ярослава отвлек ее, заставляя резко обернуться в сторону поля битвы. Широко развернув крылья, асгардская птица шла в бой. Десятки тысяч копыт оглушительно вбивались в землю. Все быстрей и быстрей могучие кони набирали стремительный ход. Забравшаяся на бревенчатые завалы Недоля, напряженно вглядываясь вперед, подняла руки, взывая к небу. Ее выпученные, словно безумные глаза, не мигая, уставились на приближающихся воинов:

Аки видите меня, вои славные,

Аки слышите слова мои верные.

Выйдут в поле боги печальные

И укажут, кому полечь первыми.

И костлявая встанет за спинами,

Нити черной косой отсекая.

И стервятники с шеями длинными

Закричат, воронье призывая.

И заплачут о вас Желя с Карною,

Слезы горькие наземь роняя,

И придет Чернобог с Мораною,

Птиц кривою клюкой отгоняя.

И идти вам дорогою лунною

К, богу Велесу первозданному,

Ибо сложены головы буйные,

Жизнь отдавшие делу ратному.

Выгнувшись дугой, колдунья расхохоталась, завидев, как над Сварожьей Дружиной мелькнули белые одеяния плакальщиц. Явившиеся на ее зов Желя и Карна птицами пронеслись над скачущими воинами. Раскинув, словно крылья, свои призрачные белые одеяния, невидимые духи смерти оплакивали воинов, роняя на них свои горькие слезы. Вытянув вперед дрожащую от возбуждения руку, колдунья схватила горсть нитей, тех, чьи судьбы были первыми отмечены смертью.

Ярослав напряженно вытянулся струной в ожидании команды ведьмака. Сотни стрел сорвались с тугих луков, с шелестом устремившись навстречу атакующим. Взмахнув ладонью, Недоля застонала, с усилием рассекая сотню бьющихся сердец. Асгардцы отозвались криками боли, роняя наземь пронзенных стрелами воинов. Не замедляя скачки, Сварожья Дружина продолжала свой галоп, приближаясь к врагу. Вновь взмыли к небу отравленные стрелы, и вновь застонала колдунья, взмахивая своим беспощадным невидимым клинком. Ярослав резво обернулся к ведьмаку, хватаясь за меч:

— Стоян, они сотнями гибнут, но будто не замечают стрел! Сейчас ворвутся!

— Труби отход! — завопил ведьмак, пытаясь перекричать шум сражения. — Я тебе что говорил?! Грудь на грудь их не остановить! Труби отход!

Медведич поднес рог, протрубив сигнал отступления. Наконец дружина ворвалась, сотнями сминая стоящих первыми полян. Сбивая воинов грудью, асгардские жеребцы безжалостно топтали их своими широкими копытами, вминая искалеченные тела в грязь.

Крики о помощи и предсмертные стоны разнеслись над полем, заставляя испуганных лошадей еще более безумствовать. Заслышав долгожданный сигнальный рог, поляне побежали, подставляя спины безжалостным асгардским клинкам.

— Руби их! — заорал Тугдаме что было мочи и, догоняя ближайшего воина, взмахнул мечом. Асгардцы ликующе закричали, начав кровавую сечу. Раз за разом взмахивая мечами, дружинники беспощадно сеяли вокруг себя смерть, уверенно продвигаясь вперед. В этой кровавой бойне вновь пали сотни полян, пытающихся бегством спастись от всадников. Ведьмак, нервно гарцуя на жеребце, потянул из колчана стрелу, прилаживая к своему верному луку.

— Эка они разошлись! — рука его быстро натянула сплетенную кикиморой тетиву, сгибая тисовый лук дугой. — Не дело это, мужичье копытами топтать!

Стиснув зубы, он быстро выпускал одну стрелу за другой. Не успела первая стрела поразить цель, как вторая уже сорвалась с тетивы. Десятки дружинников падали, пронзенные его стрелами, покуда не опустел колчан. Прилаживая лук обратно на коня, Стоян криво усмехнулся.

— То ли дело. Ярослав! Труби бой! Давай, медведич, покажи им!

Дважды протрубив в рог, Ярослав выхватил меч, поспешно пытаясь пробиться сквозь сплоченные ряды воинов. Течение битвы повернулось вспять. Пешие поляне, за чьими спинами безумствовали свирепые волки, уперлись ногами, пытаясь сдержать щитами конный натиск. Тысячи коней продолжали их безжалостно теснить. Дружинники вовсю орудовали мечами, раздавая удары направо и налево.

Посреди этого кровавого безумства, где людские крики смешались с лошадиным ржанием и звоном клинков, улыбаясь, стоял Падун. На расстоянии вытянутой руки вокруг него не было ни одной живой души, будто он отталкивал от себя воинов одним лишь своим присутствием. Все ближе и ближе продвигались дружинники, беспощадно сея на поле смерть. Поднеся ко рту ладони, молодой ведьмак громко заржал, оглушая окружающих своим бездонным колдовским криком. Асгардские кони остановились перед ним как вкопанные, заслышав ржание Великого Жеребца. Дикий вожак, чей зов вел за собой табуны, вновь заржал, взывая к их древним инстинктам. Встав на дыбы, кони стали сбрасывать с себя наездников, проявляя неистовую непокорность.

Свалившись со своего коня, Стоян выругался на чем свет стоит:

— А, чтоб тебя! Конокрад хренов!

Тысячи асгардских воинов посыпались наземь, попадая под копыта собственных жеребцов. Ликующие древляне бросились в бой, остервенело сминая опешивших дружинников. Трижды протрубил рог медведича, давая команду отсечь ворвавшихся в лагерь асгардцев. Началась пешая сеча, среди которой обезумевшие кони не находили себе места. Вытащив из ножен темный ведьмачий клинок, Падун бросился в самую гущу боя. Быстро разя врагов своим смертоносным мечом, он улыбался, выкрикивая свои дурные прибаутки:

— Эй, дружина, не зевай, щит повыше подымай!

Его клинок одним ударом смахнул голову первому асгардцу.

— Любо-дорого смотреть на девиц и чью-то смерть!

Выдергивая меч из следующего тела, демон вновь улыбнулся, начиная меняться. Его веселое лицо стало вытягиваться, приобретая лошадиные черты, широкие плечи взбугрились нечеловеческими мышцами. Весело заржав, демон оглушительно топнул оземь копытом, заставляя испуганных дружинников попятиться.