Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Признаться, я не верил, что от этого волшебника может быть польза, — промолвил принц Ноа, с опаской глядя на оседающий перьевой вихрь. — И был совершенно прав. Но вред он может причинить немалый, признаю!..
— Это еще одно представление? — презрительно заметила скакавшая мимо жаба. — Не слишком-то впечатляет!
— Салют удался куда лучше! — согласились с ней какие-то тролли, недовольные тем, что в их кружки с элем налетело полно птичьего пуха, и на этом обсуждение самого выдающегося и дерзкого магического деяния мэтра Абревиля, бакалавра магического правоведения, было завершено.
...Но, хоть перьевое заклятие и не снискало себе славу среди гостей праздника, службу оно сослужило хорошую — пух облепил Ранункуло, все еще липкого от пунша, сверху донизу, намертво приклеившись и к одежде, и к лицу. Пока Отравитель, рыча от злости и унижения, отплевывался и пытался протереть глаза, теперь уж Мимму решительно закричал: «Бежим!» и потащил за собой Джуп.
— Принц! — закричала она, оглядываясь и протягивая руку Его Цветочеству, который пребывал в некоторой растерянности из-за речей Ранункуло, но все же вцепился в нее, как утопающий. Ну а сатир Фарр, который по-прежнему ничего не понимал — и оттого находился в относительном душевном равновесии, — весело поскакал вприпрыжку вслед за ними, смутно догадываясь, что после всех этих странных событий задерживаться на празднике точно не стоит.
Глава 52. Неисправные заклинания мэтра Абревиля и важное решение Джуп Скиптон
Некоторым людям для того, чтобы перемениться, требуется пройти целую череду испытаний, а затем еще и как следует поразмыслить над пережитым. Мэтру Абревилю, напротив, хватило всего пары минут — тех самых, что он смотрел в желтые глаза Ранункуло-Отравителя, ощущая, как медленно и неотвратимо захлопывается ловушка, из которой ему не выбраться живым. Нельзя сказать, что Мимулус был труслив — разве смог бы трусливый волшебник украсть проклятие у самой злобной цветочной ведьмы Лесного Края? — но, определенно, раньше ему частенько недоставало решительности, особенно когда решения следовало принимать очень быстро.
Этот недостаток мог бы стать роковым для молодого правоведа и этой ночью, но, к счастью, мэтр Абревиль успешно превозмог себя. Про людей, жертвующих ради великой цели любовью всей своей жизни, нередко говорят, что они вырвали сердце из груди. Что-то подобное можно было сказать и о бедном Мимулусе, в сердце которого жила лишь одна страстная любовь — к своду магического права, десятки и сотни параграфов которого запрещали применять ему боевую магию, что с лицензией, что без. Но в тот миг, когда покорность воле закона означала победу злодеев, насмеявшихся над этим же законом, Мимму решил, что лучше уж будет долгие годы раскаиваться в правонарушениях, чем честно погибнет, более не отягощая своей совести предосудительными поступками. К тому моменту, как Ранункуло принялся отплевываться от перьев, Мимулус Абревиль уже был совершенно иным человеком.
…Этот человек, отшвырнувший в сторону птичью маску, бежал быстрее самого резвого фавна, расталкивал зевак грубее, чем огр, вопил громче любой гарпии, поторапливая свою спутницу — на прочих мэтру Абревилю было совершенно наплевать, — и вдобавок пытался колдовать на бегу, как вульгарный ярмарочный шарлатан, спасающийся от обманутых им клиентов.
— К мосту! — кричал мэтр, поворачиваясь к Джуп, которую тащил за собой так же невежливо, как это раньше делала она. — Мы должны попасть к мосту!..
Свободной рукой он при этом копался в своей сумке, нащупывая среди тетрадей билеты.
— Мимму, — кричала в ответ Джуп, догадывавшаяся о том, что он задумал. — Ты уверен? У тебя хватит сил?..
— У нас нет другого выхода! — и с этими словами волшебник подбросил в воздух первые билеты почтовой службы, выкрикивая заклинание. И еще одно. И добрую дюжину сверх того, да так истошно, что это больше походило на предсмертные хрипы.
Но подлые путевые бумажки попросту разлетались во все стороны, никак не откликаясь на призывы и требования волшебника. Некоторые из них, словно в насмешку, превращались в перья и блестки, а некоторые — в цветочные лепестки, и все это было совершенно не то, на что рассчитывал мэтр Абревиль.
— Тройка кузнечиков!.. — то умоляюще, то яростно кричал Мимулус, комкая в пальцах очередной билет. — Ездовая жаба!.. Черный скаковой козел!.. Да хоть бы хромой плешивый свинорог!!!..
Все эти просьбы оставались без ответа — суровая росендальская магия не желала ничем одаривать чародея, лишившегося лицензии.
— Что он делает?! — не выдержал принц Ноа, который был озадачен происходящим, пожалуй, больше всех, ведь Фарр давно оставил попытки хоть что-то понять и просто несся вскачь за теми, кто называл себя его спасителями.
— Джуп! — возмущенно возопил Мимулус, в очередной раз оглянувшись и на этот раз осознав, что следом за ним бегут и Его Цветочество, и незадачливый сатир. — Зачем ты их прихватила?! Мы не можем взять с собой принца и лодочника!
— Нельзя их бросать! — Джуп упрямо помотала головой и еще крепче перехватила руку Ноа.
— Да что им станется?! — в отчаянии выкрикнул мэтр, разом позабыв и о билетах, и о заклинаниях. — Они-то в своем мире, а не в чужом! Это нам с тобой конец!..
— Я обещала принцу, что мы будем его защищать!
— Но на него никто и не нападает! В защите здесь нуждаемся только мы с тобой!..
Тут Мимулус наконец-то вспомнил о билетах, распотрошил очередную пачку, чертыхаясь, и вновь принялся колдовать, швыряя бумажки то под ноги, то в стороны — но все с тем же плачевным результатом. Джуп оглянулась, чтобы посмотреть, не преследует ли их Ранункуло, но не смогла ничего разглядеть: позади остались шумная толпа, разноцветный дым и искры, над ними все так же светилось тысячами огней небо. Они бежали вниз, к ручью, миновав привязанных пони, лошадей и свинорогов, дожидавшихся своих хозяев на окраине лощины. Надоевшая до смерти лягушачья маска постоянно сползала вниз, мешая и дышать, и смотреть. Отпустив руку принца Ноа, Джуп сорвала ее и с наслаждением отбросила в сторону.
— Джунипер!.. — тут же растерянно воскликнул Ноа, решивший, что она его бросает, и сердце девушки