Прислушиваясь к опасениям Кувейта, Америка изменила тон своих официальных заявлений, однако ее действия показывают, что не все члены разведывательного и политического сообщества США были согласны с правильностью этого шага. Администрация США засомневалась в том, что Саддам просто «бряцал оружием» (как он уверял встревоженного президента Египта Мубарака), 24—25 июля 1990 года. США начали готовить к отправке в Персидский залив самолет-топливозаправщик КС-135 и объявили о проведении крупных совместных учений, чем сильно обеспокоили кувейтцев. В багдадской прессе появились тревожные сообщения об «иностранных войсках, вторгающихся в регион». Для Кувейта «иностранные войска» могли означать две разных вещи — американцев или иракцев. Они не хотели видеть ни тех, ни других и призывали Вашингтон к сдержанности.

При ретроспективном взгляде на события двух последних недель июля 1990 года хорошо видно, насколько быстро развивалась ситуация. В какой-то момент Саддам Хусейн принял решение начать процесс вторжения, но трудно сказать точно, когда это произошло. В этом отношении мог бы оказаться полезным надежный агентурный источник в Совете революционного командования. Конспирологические теории о давнишних планах Ирака по захвату Кувейта не выдерживают никакой критики. Ирак с давних пор мечтал завладеть Кувейтом и его нефтью и со столь же давних пор имел возможность сделать это — военный потенциал Ирака позволял ему захватить Кувейт когда угодно. Любое действие совершается тогда, когда появляется намерение действовать. Окончательное решение, по всей видимости, было принято Саддамом в самый последний момент. То, что 15—16 июня Ирак всего-навсего бряцал оружием, не подлежит сомнению. К 25 июля Саддам уже решил предпринять вторжение и начал вынимать клинок из ножен.

Перед аналитиком разведки встают два вопроса: можно ли было удержать Ирак и что подтолкнуло Саддама Хусейна перейти от пустых угроз к рискованным действиям? Ясно, что первые признаки реально надвигающейся опасности появились где-то в мае 1990 года, когда Саддам начал свою пропагандистскую кампанию против ОАЭ и Кувейта из-за цен за нефть. Разумеется, это становится ясно лишь постфактум, и здравый смысл подсказывает нам, что ни одна страна не пойдет на риск военного кризиса на основании нескольких заявлений со стороны хвастливого и неплатежеспособного соседнего государства, даже если последнее находится под властью паранойяльного диктатора. Любая разумная оценка, сделанная в то время, заставила бы усомниться в серьезности угроз Саддама, особенно с учетом его затруднительного положения.

Однако те первые признаки с течением временем стали подкрепляться непрерывным барабанным боем агрессивных заявлений и растущих требований. За период с конца мая по июль 1990 года количество угрожающих разведывательных индикаторов выросло с одного-двух до нескольких десятков. Панели сигналов и оповещений западных разведслужб показывали весьма недвусмысленную картину. Между маем и июлем 1990 года кто-нибудь должен был принять меры по удержанию Саддама от перехода за черту дозволенного.

Даже если предположить, что западная разведка допускала возможность нападения на Кувейт, проблема сдерживания Саддама со временем растворилась в дипломатической неопределенности, когда США ослабляли свою жесткую позицию необычайно противоречивыми «разъяснениями». Например, когда 21 июля США направили в Персидский залив самолет-топливозаправщик КС-135 и военные суда, чтобы, как заявил Пентагон, «показать Саддаму Хусейну, с чем ему придется иметь дело», помощник министра военно-морских сил поспешил «разъяснить ситуацию», сообщив прессе, что на судах не поддерживается состояние боевой готовности. 24 июля, когда Пентагон заявил, что «США обязаны... поддержать самооборону наших друзей в Заливе», официальные лица наотрез отказались подтвердить, что США придут на помощь Кувейту, если Кувейт будет атакован. Это напоминало агентство новостей, в котором все сошли с ума. «Разъяснения» пиарщиков не усиливали, а заглушали дипломатические сигналы.

Во всех головах царила путаница. Поддерживали США в 1990 году Кувейт или нет? Если сегодня, по прошествии многих лет, мы по-прежнему этого не знаем, тем более этого не знали иракцы в описываемый период. Они пребывали в растерянности. Была ли эта типичная для Соединенных Штатов двусмысленность неотъемлемой частью американской стратегии сдерживания — бесконечным откладыванием окончательного решения с целью дать агрессору возможность одуматься? Или американцы просто играли в благородство, поддерживая кувейтцев добрым словом, но не желая оказывать никакой реальной помощи? Каковы были истинные намерения президента Буша? 25 июля озадаченный Саддам Хусейн решил во всем разобраться. Совершенно неожиданно, с уведомлением всего за один час, он пригласил к себе на аудиенцию американского посла в Багдаде Эйприл Глэспи, чтобы узнать от нее о намерениях США. Глэспи наконец-то достигла желанной дипломатической цели, к которой безуспешно стремилась в течение предыдущих двух лет,— побеседовать лично с иракским диктатором.

Отчеты об этой встрече, сыгравшей роль спускового крючка в развязке Войны в Заливе, разнятся между собой. Двумя основными источниками являются стенограмма выступления посла Глэспи на слушаниях в сенатском комитете по международным отношениям в Вашингтоне 20 марта 1991 года и официальная иракская версия беседы, которая никогда не ставилась под сомнение Госдепартаментом США. Создается впечатление (быть может, ошибочное), что эта беседа дала Саддаму Хусейну понять, что, если он выступит против Кувейта, США не станут вмешиваться в конфликт каким-либо серьезным образом. Если так, то эта встреча стала катастрофическим просчетом с обеих сторон.

Каждая встреча имеет свою химию и свою психологию. Как бы неприятно это ни звучало для западных либералов, феминисток или интеллектуалов, направление женщины-посла в арабскую страну всегда связано с риском. В той среде, где только мужчины контролируют власть и события и где царит культ силы, женщины, наделенные полномочиями, всегда оказываются в невыгодном положении, если только они сами не могут доказать, что являются исключительно сильными личностями или способны эффективно осуществлять свои властные полномочия. Политическая корректность может быть уместной в провинциальных университетах, однако из этого не следует, что она обязательно произведет впечатление на арабского властителя. Один из уроков, которые усваивают или должны усвоить дипломаты в самом начале своей карьеры, заключается в том, что они должны относиться к миру, исходя из того, каков он есть, а не из того, каким бы они хотели его видеть. Наиболее успешными дипломатами становятся те, кому удается полностью избавиться от идеализма и иллюзий и понять — не все народы разделяют одни и те же моральные ценности.

Посол Глэспи, как видно, не создала у Саддама Хусейна впечатления, будто она или ее страна полны решимости защищать Кувейт. Ни один другой просчет Запада накануне Войны в Заливе не был изучен столь дотошно, как первая и единственная обстоятельная аудиенция посла Глэспи у иракского диктатора. Критики Глэспи утверждают, что она дала зеленый свет Саддаму, намекнув (это в лучшем случае, а в худшем — прямо заявив), что США не станут вмешиваться ни в какие действия Ирака в Персидском заливе. Излишне говорить, что это утверждение впоследствии категорически опровергалось самой госпожой послом.