– А теперь прошу вас предать огню ваших «сожженных девочек».

У него на глазах люди по очереди поднимали вверх маленьких сплетенных из веточек кукол и бросали их в костер. Мама толкнула его локтем. Он вынул из кармана свое грубоватое творение. Но он не хотел с ней расставаться. Не хотел, чтобы она горела. В конце концов мама вырвала куклу из его рук и швырнула в огонь.

Крошечная плетеная кукла изогнулась и почернела, а затем побелела, превращаясь в пепел. Заживо поглощенная голодными языками пламени.

Он чувствовал, как жар струится по его собственному телу. Он закрыл глаза. По его щеке скатилась слеза.

(Две недели спустя)

– Картошка фри.

Фло плюхается на скамью рядом со мной и сует мне в руки контейнер с жирной картошкой. В нос бьет запах жареного масла и уксуса.

– Мням, – говорю я, хотя мне совершенно не хочется есть.

Деревянной вилкой я тыкаю в картошку и смотрю на море. Сегодня довольно унылый день. Как будто застиранное, серое небо, море негостеприимного грязно-коричневого цвета. Это скорее похоже не на воду, а на грязь, по которой можно дойти до самого горизонта.

Мы остановились в обшарпанном гостевом доме в окрестностях Истборна[13]. В нем нет ни изысканности, ни особого комфорта, но это все, на что расщедрилась церковь, и это вывело нас из-под прицела вторгшейся в Чепел-Крофт прессы. Я не смогла защитить свою дочь от Ригли, так по крайней мере защищу от последствий этой истории.

Майк держит нас в курсе всего происходящего, хотя даже он не знает, где мы находимся. Я не вполне простила его за то, что он оставил Фло одну на милость психопатов. Впрочем, я понимаю, что его ввело в заблуждение сообщение, отправленное Ригли с моего телефона. Точно так же тот одурачил очень многих, рассылая сообщения с телефона своей мертвой матери.

Я размышляю над тем, как легко в наше время прикидываться кем-то другим. И все благодаря нашему нежеланию вступать в личное общение, просто разговаривать с людьми. Мы полагаемся на эсэмэски и электронные письма, не подвергая сомнению личность человека, который за ними стоит. Пароли можно подобрать. Для доступа к моему телефону Ригли было достаточно использовать мой палец, пока я была в бессознательном состоянии. С другой стороны, Ригли дурачил всех даже в процессе личного общения.

Величайший трюк дьявола заключается в том, чтобы убедить мир в том, что его не существует.

Роузи во всем созналась, но утверждает, что это все была инициатива Ригли. Она его боялась. Он ее контролировал. Она сама была жертвой его манипуляций. Ее широко раскрытые невинные глаза необыкновенно убедительны. Я надеюсь, ей не удастся уйти от наказания. Но она отличная актриса, а у Саймона Харпера очень глубокие карманы, и он способен оплатить самую лучшую защиту. Не всегда в судах торжествует справедливость.

Двоюродный брат Роузи Том отрицает то, что он знал о чем-либо, кроме «розыгрышей», устроенных для Фло. Я склонна ему верить. Мелкое хулиганство – это одно, а убийства – совершенно другое.

Меня допросили, но опровергнуть мое заявление о том, что это была вынужденная самооборона, невозможно. Как заявил сам Ригли – «огонь все скрывает».

Многое до сих пор объяснить не удается. Например, убийство пожилой четы в соседней деревне. Не на все вопросы получается найти ответы. И не всегда можно понять мотивы человеческих поступков. Хотя Ригли считался трудным подростком, никто из работавших с ним специалистов не разглядел каких-либо психопатических черт.

У них просто неправильная комплектация. Это не подлежит ремонту.

Я смотрю на Фло. Надеюсь, что сумею ее отремонтировать. Она почти не говорит о том, что случилось. С виду с ней все хорошо, разве что болтает она меньше обычного. Но я вижу по ее глазам, насколько она травмирована. Я надеюсь, что это пройдет. Она еще совсем юная. Есть время излечиться. Хотя на самом деле полностью устранить травму невозможно. Наш рассудок отлично справляется с ремонтом – тяжелые воспоминания накрываются слоями новых переживаний, подобно тому, как старая рана затягивается новой кожей. Но шрам остается, хотя болит меньше и со временем становится малозаметным.

Она смотрит на меня:

– Ты не хочешь картошку?

Я корчу гримасу:

– Вообще-то я не особо голодна.

Она слабо улыбается:

– Я тоже.

Несколько мгновений мы просто сидим и смотрим на море.

– Почему море здесь всегда похоже на плохой чай?

– Понятия не имею. И все равно смотреть на него приятно, разве нет?

– Ну такое.

– И тебе полезен морской воздух.

– Воняет канализацией и дерьмом чаек.

– Судя по всему, ты идешь на поправку.

– Вроде того. – Она опускает голову. – Я все равно думаю о Ригли.

– Ну, прошла ведь всего-то пара недель.

– Это ненормально, что мне жаль, что он умер, после всего, что он сделал?

– Нет. Мне кажется, именно из-за того, что он умер, так трудно принять то, что он сделал. Его смерть лишила тебя возможности разобраться в своих чувствах.

– Ага, наверное. Когда я о нем думаю, все равно вижу того Ригли, которого, как мне казалось, я знала. Того, который мне нравился. Того, который меня смешил и цитировал Билли Хикса.

– Это естественно. Но ты его забудешь.

Надеюсь.

– Ты забыла папу?

Я напрягаюсь.

– Да. Но если честно, я забыла его задолго до того, как он умер.

– Что ты имеешь в виду?

– Наш брак не назовешь счастливым, Фло. Он был глубоко несчастным человеком и иногда вымещал это на мне. Я не оплакивала его смерть. Она меня шокировала и разгневала, но это был уже не тот человек, в которого я влюбилась. – Я выжидаю, пока Фло воспримет эту информацию. – Прости, мне следовало быть с тобой честнее.

– Все нормально, – помолчав, отвечает Фло. – Жизнь сложная штука, верно?

Я одной рукой обнимаю ее за плечи.

– Верно, но мне кажется, наша жизнь сложнее, чем у других, и я не хочу, чтобы ты пришла к выводу, что больше никогда и никому не будешь доверять.

– Я знаю. Но, возможно, мне еще долго ни с кем не захочется встречаться.

– Что ж, будучи твоей мамой, я счастлива это услышать.

Еще одна полуулыбка.