class="p1">Ее взгляд при этом упал на противоположную стену спальни, в которой им предстояло заняться любовью.

Нет, демоническим сексом.

Там висела картина. Портрет бабушки ее деда кисти Репина.

Федор так и не понял, отчего она тогда его оттолкнула и, вскочив с кровати, опрометью бросилась прочь.

Ну да, страсть и вожделение остались, а вот очарование и отупление прошли.

Федяка в очередной раз, затаскивая ее в постель, желал одного: чтобы она сделала так, как нужно ему.

Работать на человека, обокравшего и убившего ее дедушку (и какая разница, что не сам его ударил – он этому способствовал и был в сговоре с убийцами), она не намеревалась.

И спать с ним, несмотря на все еще бродившее в ней желание, тоже.

С Федякой у них состоялся короткий разговор в роскошной ванной комнате (малахит, лазурит, позолота), где она трясущимися руками приводила себя в порядок, а он, преграждая ей путь через дверь, все еще явно надеялся на продолжение банкета.

В спальне с кроватью с балдахином (кажется, все же без вышитой золотой нитью герцогской короны) и с картиной, ее картиной, на стене.

Ну да, для Федяки она ничего не значила, поди, как и фальшивые доллары, подсунутые ей за ее две квартиры; он успешно забыл, откуда у него на стене Репин: подобных трофеев его криминальных шахер-махеров у него было пруд пруди.

Целое Средиземное море.

И пусть не говорит, что повесил себе на стену подделку – это был оригинал, как и Пикассо, который он, наверняка при помощи той же ПВК, сбагрил за рубеж.

Какой шустрый малыш!

– Ну, ты подумай. И извини, если что, я же был уверен, что ты сама хочешь…

Хотела – причем до сих пор. Но не намеревалась поддаваться чарам суккуба из прошлого.

Тем более что он ее снова использует и за ненадобностью выбросит.

– Нет. У меня семья, муж, дети, дом, любимое занятие.

Поддельные картины, которые надо сбывать.

– Ну я же не претендую и не лишаю – все останется, у тебя только еще прибавится…

Прибавится Федяка, ее любовник.

Нет, нет, нет. Да?

– Я же сказала – нет. Найди себе кого-то другого. А теперь пропусти.

– А если нет? А если за поцелуй?

Саша с силой наступила ему на ногу.

Хромая, Федяка тащился за ней.

– Малышка, а ты изменилась.

Зато ты, малыш, остался прежним.

– Мне пора.

– Ну, малышка, чем я тебя обидел?

Чем? Дедушку убил? Его картины украл? Жизнь разрушил?

Впрочем, не разрушь он ту ее жизнь, не было бы у нее жизни нынешней.

Не было бы ни Илюши, ни Ивана Ильича, ни Лауры, ни их дома в бывшем маяке у Бискайского залива, ни фонда, помогающего больным детям.

Ни поддельных картин.

Выходит, она должна еще быть ему благодарна?

Выходит, да.

И вообще – он что, не продал Репина, дабы заполучить начальный капитал? Пикассо продал, это она точно знала, а вторую украденную с помощью ушлой ПВК картину, выходит, нет?

Отчего – так мало заплатили? Так сильно понравилась? Или… или это потому, что она сама так похожа на запечатленную Репиным прабабку – и на ней те же украшения, в которых они когда-то занимались любовью?

Саша вдруг поняла, что до сих пор желает Федю – не ее Федю.

– Ничем не обидел, просто у тебя своя жизнь, а у меня своя. Они не пересекаются.

Или же?

Ну да, поддельные картины.

Развернувшись, Саша произнесла:

– Работать я на тебя не смогу по семейным обстоятельства. Да и с ПВК мы, боюсь, характерами не сойдемся.

– Я ее выброшу, она мне осточертела!

Не выбросишь, милый, иначе она тебя заложит.

– Так что работы на регулярной основе не будет и быть не может, но…

– Но, малышка? Ты хочешь, чтобы мы тайно встречались и занимались сексом?

– Я хочу, чтобы мы встречались, скажем, раз в год, не чаще, и я буду информировать тебя о тех новых поступлениях на арт-рынке, которым стоит уделить особо пристальное внимание.

Ну да, поддельные картины.

– Покупать их или нет – твое решение, я могу только дать совет, не более.

– Малышка, это круто! Но почему раз в год? Как минимум в месяц!

Потому что боюсь, что снова потеряю голову и не смогу в следующий раз сказать «нет».

– Потому что наши жизни не пересекаются. И еще: мне не звони, я сама с тобой свяжусь!

Илья, увлеченный новой картиной, слава богу, не заметил, в каком смятении чувств она вернулась из Ниццы.

Так и началось их плодотворное сотрудничество. Ну да, встречались они не раз в год, а чаще, но и не раз в месяц. То в Ницце, то в Париже, то в Марселе, то в деревенском ресторанчике в глуши.

Саша знала, что ждала этих встреч – этих деловых встреч с деловым же обедом: не более и не менее.

Никаких последующих десертов в особняке Федора, в номере отеля или на его яхте.

Все сугубо по-деловому.

Он все настаивал на том, чтобы платить ей гонорары, но от денег Саша каждый раз отказывалась.

Знал бы он, что она и так имеет с него предостаточно.

Потому что советы, которые она ему давала, Федор исполнял беспрекословно. Верил, однако, ее искусствоведческому чутью.

Да и разве она плохое посоветует? Кампендонк, Бекман, Франц Марк, Джорджо де Кирико.

Федяка покупал их всех из «коллекции Хорста Келлерманна-старшего» – ну или почти всех. Были и другие покупатели работ Ильи, иногда Федяка менял решения и бросался на какого-нибудь подлинного (хотя кто там знает) Ренуара или Герхарда Рихтера.

После чего его арт-бюджет был на последующие полгода исчерпан и воцарялось затишье.

А потом встречи возобновлялись, и Саша опять давала советы.

Так со временем Федяка стал основным покупателем работ ее мужа, тратя на это миллионы. Илья, конечно же, ничего не знал: вряд ли порицал бы, но, узнав об истинной подоплеке, стал бы возражать.

Это была ее месть – ее личная месть, так зачем впутывать