и та поняла: а не такая Николь и идиотка, хотя явно интеллектом не блистает. Поняла, что с полицией они по каким-то причинам связываться не хотят, и решила тянуть из них жилы.

Такая все вытянет и еще горло перегрызет своими желтыми от никотина зубами.

– Значит, в конце апреля заеду, вы сто штук подготовьте! Я в Монте-Карло отсюда. У вас тут такая скукота, как вы только здесь живете? Ну да, вы же русские!

Саша и Илья держали военный совет.

– Мы не можем давать ей каждый месяц по сто тысяч, это миллион двести в год.

– Не можем.

– Да и эта кровопийца в следующий раз потребует двести или триста.

– Потребует.

– Так как нам от нее избавиться?

– Ну, если бы она умерла…

– Что такое ты говоришь! Нет, никакого насилия!

– Что ты, что ты! Но она же вечно пьяна, вполне может разбиться на автомобиле, вколоть себе передоз или элементарно заснуть с горящей сигаретой в постели.

– А может терроризировать нас еще двадцать лет.

– Может.

– Так что же делать?

В апреле, когда сын объявил, что хочет представить им ту самую, с которой он намерен связать свою жизнь (и это в девятнадцать-то лет!), Саша приказала себе не дать Ивану Ильичу понять, что у нее с отцом проблемы.

Очень большие проблемы.

Николь объявилась, обещая заглянуть за своими ста двадцатью тысячами в конце месяца, и Саша поняла: так будет продолжаться, пока…

Пока они не найдут выход.

Они и так дали этой особе сто тысяч, она получит еще сто двадцать – на эти деньги можно было сколько операций для больных ребят организовать!

– Дети ничего не должные знать, – сказала Саша мужу, и тот кивнул.

– Не должны, но, боюсь, узнают.

Она впервые за многие годы заплакала.

Избранница сына была прелестна: русые волосы, одухотворенные черты лица, точеная фигура.

– Сашá, – представилась она по-французски, с ударением на последний слог, протягивая руку. И добавила по-русски: – Ну или Сáша, как вам удобнее!

– Вы из России? – спросила Саша, понимая, что у избранницы сына французский истинной парижанки: такому даже в самой элитной школе за границей на научат.

Та смутилась.

– Ну и из России тоже. Мама и отец живут теперь во Франции. Мой отец – бизнесмен Федор Захаров, быть может слышали?

Саша не помнила, как высидела до конца вечера, кивая, поддакивая и улыбаясь, а все думая о том, что эта красавица – дочь ее Федора.

Нет, не ее.

Она даже встретилась с ним, заявив:

– Твоя дочь – подруга моего сына!

Тот с гордостью ответил:

– Не подруга, невеста! Это я их свел, кстати. Ведь отличная мысль? Мы так породнимся!

Саша закатила ему оплеуху.

Несясь обратно домой, она все думала, за что она ударила Федора.

Сын за отца не отвечает (как не отвечал Иван Ильич за деяния своего отца). Ну и дочь тоже. Чего она так взъелась на свою тезку, которая и получила имя в честь нее?

Наверное, не на тезку, а на Федора – и на себя.

И почему все так сложно?

Николь, забрав вторую сумму, заявила:

– В следующий раз сто пятьдесят.

– Мы что, Центральный Европейский банк?

Икнув, та ответила:

– Мне плевать. Раз платите, значит, есть за что. Иначе полиция, гадкие русские!

Она захохотала и добавила:

– Как же хорошо вас обирать, жизнь еще лучше, чем при Хорсте. Так что готовьте денежки, уроды. А я в Монте-Карло!

И поперлась спускать деньги со своими дружками, любовниками и собутыльниками.

В мае (голова шла кругом: сын заявил, что женится осенью, Николь через несколько недель заявится за очередной суммой, Саша забыла, когда спала без кошмаров, и знала, что у мужа от стресса подскочил сахар) она, вернувшись с покупками, поднялась в мастерскую – и застала мужа, опорожняющего бутылку в бокал.

Другая, уже пустая, валялась около мольберта.

– Что тут происходит? – спросила, цепенея, Саша, а Илья, опрокинув в себя категорически противопоказанный ему алкоголь, обтер бороду и сказал:

– Это конец, это точно конец!

И начал откупоривать третью бутылку.

Оказалось, что пока она моталась в деревню за покупками, ему позвонил знакомый эксперт из Парижа.

– Моего Кампендонка отдали на химическую экспертизу!

Он имел в виду последнюю картину из «коллекции Хорста Келлерманна-старшего», огромное полотно под названием «Красные и желтые кони в синей реке».

Илья был прав: это его лучшая работа. Вернее, конечно же, покойного Генриха Кампендонка.

И наверняка самая дорогая: по предварительным оценкам, за это полотно на аукционе могли дать и десять, и двенадцать, и даже пятнадцать миллионов.

Саша знала, что Федор даст и двадцать пять.

– Это исключено, я договорилась уже, экспертиза была у нас в кармане…

Эксперт, к которому она обратилась и который попросил оставить работу на несколько дней для «того, чтобы насладиться, прежде чем ее утащит к себе в замок какой-нибудь нувориш», был из самой простой категории «фанфаронов», то есть опасность от него уж точно не исходила.

– Не знаю, о чем ты договорилась, Саша, но этот новый приказал провести химический экспресс-анализ.

Муж имел в виду сына и наследника ушедшего в конце прошлого года на покой главы аукционного дома, с которым они в основном работали.

– Ну проведут, и что с того? Они ничего не смогут найти, мы всегда были осторожны!

Так и не сумев открыть бутылку, потому что штопор все время соскальзывал с пробки, Илья швырнул бутылку в угол и закричал:

– Уже нашли, понимаешь! На то и экспресс-анализ. Титановые белила, черт побери, это же элементарно, Ватсон! Каждый начинающий копиист знает, что во времена Кампендонка их еще не было. А если их обнаружили, значит, картина поддельная.

Попытавшись обнять мужа, Саша заявила:

– Ну, диоксида титана они никак найти не могли, потому что ты следишь за тем, чтобы пользоваться белилами без титана, специально заказываешь в Антверпене.

Схватив со стола полуиспользованный тюбик, Илья сунул его жене под нос.

– Да, заказываю без титана и многие годы проверял, а потом перестал. И ты посмотри, что указано в перечне компонентов?

Пол поплыл у Саши перед глазами. Так и есть, двуокись титана в краске, которая не должна содержать его.

Перепутали и сунули им не тот, который требовался.

– И «Коней» я рисовал именно из этого тюбика. И не только «Коней»! И кто знает, сколько лет они нам не то, что я заказываю, присылают.

– И что теперь? – спросила Саша, а Илья сказал:

– Полиция уже в курсе. Думаю, наведаются к нам. И тогда…

Внезапно, схватившись за горло, он начал оседать.

– Илюша! – закричала Саша, метнувшись к мужу, потерявшему сознание.

«Скорая»