– Неаккуратно пацаны сработали, – пояснил Желяев. – Не думали, что среди ментов найдется въедливый Савельев… Я его к себе в службу беру.

Савельев бледно улыбнулся в ответ на похвалу и продолжил:

– Под давлением неопровержимых улик один из арестованных стал давать правдивые показания. В частности, он заявил, что убийства двух данных гражданок заказал, за двадцать тысяч долларов США, некий человек, известный задержанному по фамилии (или кличке) Седов…

– Ну а мои хлопцы, – продолжил Желяев, – установили, что Седов не кто иной, как Валерий Трофимович Суватов, в недавнем прошлом – майор спецназа ГРУ. Вот так-то, Димочка.

– Так в чем же дело?! Убийцы известны. Заказчик – тоже.

– Если б все было так просто… Улик непосредственно против Седова-Суватова нет. Тот пацан – киллер, что раскололся и показал на Седова, на суде наверняка от своих показаний откажется. А если решит не отказываться, то до суда не доживет… К тому же остаются и другие вопросы: кто конкретно убил Котова – прямо в здании Государственной думы?.. Кто и каким образом устроил странную смерть бывшего главного врача студенческой поликлиники Ставинкова? Кто, наконец, охотился за журналистом Полуяновым?.. А самое главное: как доказать связь бывшего майора ГРУ Суватова – и заказчика, нашего всеми любимого того парня ?

Полуянов пожал плечами.

– Для суда фактов не хватит, а для статьи – вполне. На минуту его вдруг охватил столь знакомый ему репортерский азарт. Это чувство, порой посещавшее его, было сродни вдохновению – но ярче, чем вдохновение. Оно было сильнее даже, чем любовь или инстинкт самосохранения. Дима даже забыл на какое-то время и о смерти мамы, и о жажде мести, и о том, что сам он до сих пор находится под подозрением в убийстве – а значит, в опасности… Осталось только одно желание: сделать для родной газеты “гвоздь”, сенсацию, “бомбу” – статью, которую будут читать все и о которой будут говорить все.

– Мне нужны документы, – деловито продолжил Дима. – Копии протоколов допросов этого арестованного пацана, который показал на бывшего майора спецназа – как его там, Седова?.. Еще – фотографии всех трех задержанных. Ваши заверенные показания, – он кивнул на Желяева, – с подробностями той истории семьдесят восьмого года. Копии тех самых расписок и контрактов с подписями того парня, о которых вы говорили… Давайте все, до кучи!.. Мы уничтожим вашего того парня. Но ради бога, скажите мне наконец его имя!

Желяев с Савельевым переглянулись.

– Его зовут… – начал эфэсбэшник.

Докончить он не успел.

Надя. То же самое время

Все вроде бы шло по плану. Но Надино сердце давила, точила тоска. Не тревога, не возбуждение, не предвкушение близкой развязки, а именно тоска, тяжелая и черная. Она чувствовала себя – словно внутри детской книжки-раскраски. Только картинки в этой книжечке разрисованы не жизнерадостной акварелью, а простым карандашом. Серый дом, тусклый двор, стертые лица прохожих. Надя вспомнила: в последний раз она чувствовала себя так же плохо, когда ждала лифта на первом этаже Склифа. Вроде бы все хорошо: накануне Дима сказал, что мама поправится, и дал врачихе сто долларов, и говорил Наде обнадеживающие слова, и умом она понимала, что склифовские доктора сделают все возможное… Но Надина душа тогда уже знала о маминой смерти, и смеялась над мыслями самоутешения, и подготавливала Надю к самому страшному: мама умерла.

И сейчас – с виду тоже все хорошо. Желяев приехал один, через пару минут окна в его квартире вспыхнули уютным электрическим светом. “Все хорошо! – убеждала себя Надя. – Димка захватил Желяева, и тот во всем признается, и Дима записывает его признание на диктофон”. Но тоска, серая и тягучая, все наступала и наступала, раскрашивала желяевский двор ужасными тусклыми красками. Или то просто в Москву пришли сумерки? Надя поежилась. Действительно, день клонится к закату, и воздух свежеет, и по домам потянулись первые усталые работники. Она в тысячный, наверно, раз взглянула на часы. Сорок четыре минуты. Черная “Волга” высадила Желяева сорок четыре минуты назад. “Неужели так сложно хотя бы в окно мне крикнуть: Надя, я в порядке!” – злилась она. Или Дима давно уже мертв, а Желяев скрылся? Но она глаз не сводила с двери в подъезд! А свет в желяевском окне?

Все вроде бы идет по плану. Отчего же тогда на душе свинцовейшая тяжесть? Не может она больше это терпеть! “Я пойду к ним! Хватит меня мучить! Не могу я больше торчать в этом гадком дворе! Ну и пусть против планов, пусть! Просто сил больше нет!” Сколько можно?! Она что им, сторожевая собака?!

К подъездной двери как раз поспешала веселая парочка: судя по виду, влюбленные студенты. Надя расслышала, как девушка строго говорит своему кавалеру:

"Нет, Лешечка, только кофе. И ничего больше. А ты что подумал?"

– Подождите, ребята! – крикнула Надя.

Она войдет в подъезд вместе с ними. Парень, уже щелкнувший кодовым замком, обернулся и встал в дверях, ждал ее. Его подруга нетерпеливо топала ножкой.

Надя ускорила шаги и внезапно почувствовала, что неведомая опасность – совсем рядом, она за спиной и сейчас, сию секунду, беда навалится на нее всей тяжестью… Надя вздрогнула, обернулась.

Сначала беда засвистела гремучей змеей. Потом – изо всех сил грохнула, потом – запахла гарью… Как завороженная, Надя смотрела на окна квартиры Желяева.

Только окон в квартире больше не было, вместо них буйствовало огненно-красное полыханье. Пламя за доли секунды слизало занавески и рамы и теперь рвалось из окна во двор. Желяевская кухня превратилась в ослепительную, горящую топку. Снова грохнуло, а Надя, пугливая некогда Надя, от страха даже не присела. В голове у нее билась тоненькая, ядовитая мысль: “Ну, вот и все. Мы проиграли”.

– Ложись, дура! – услышала она чей-то крик. Но Надя даже не пошевельнулась. Ее бросил на землю студент, стоящий у входа в подъезд. Навалился на обеих девушек, Надежду и свою подружку, накрыл их своим тощеньким телом…

Надя. Прошло два дня

Кажется, за окном идет дождь. Да, это дождь. Окна располосованы струйками, Родион прячет носик под мышку. Бакс, Димин кот, угнездился на диванной подушке. Притворяется спящим, а сам не сводит с Надежды настороженных желтых глаз. На кухонном столе вывалена вся мамина аптечка. Корвалол, валерьянка, пустырник, настойка хмеля, травяной чай “Дивный вечер”… Не помогает ничего. Никакой “Дивный вечер” не способен изгнать из памяти: черный зев жедяевской кухни, и языки пламени, лижущие занавески, и едкий, всепоглощающий запах гари, и надсадный вой пожарных машин…

Надины питомцы, звери, кажется, чувствуют ее состояние. Родька печальной колбаской ходит за ней по квартире. И даже нахальный Бакс снисходит и запрыгивает на колени.

Кажется, приезжал Димин друг Сашка. Вроде привез продуктов: и колбасы, и сыра, и пирожных в пластмассовых упаковках. Эклерчик, она его вынула к завтраку, так и остался лежать на тарелке, уже скукожился, засох.