– Если вы дадите мне время, я объясню, но не вижу необходимости посвящать в это Обри. Дело касается только меня, и Обри пойдет во вред, если она в него вмешается.

– Она через неделю будет в своей комнате в Эшбрук-Хаус. Возможно, я бы и выслушал ваши объяснения, почему вы обманули мое доверие, по никакие объяснения не извинят этого.

: Герцог вытащил из кармана сверток бумаг и бросил на стол. Когда Остин осторожно опустил ногу на пол, чтобы взять сверток, герцог нетерпеливо отмахнулся.

– Вам нет нужды сейчас читать их, я сам скажу, о чем они. Это ордера на ваш арест по обвинению в контрабанде. Вы можете попытаться объяснить это.

Остин откинулся на кушетку и закрыл глаза. Спорить оказалось невозможно. После прошлой ночи он понял, что что-то пошло не так. Он подозревал, что Эверсли подкупил кого-то из его окружения, но мог винить только себя. Он поспешил испытать судьбу и рискнул тем, чем не должен был рисковать. Риск казался оправданным тогда, когда он не рисковал ничем, кроме себя и своих земель. Он не собирался втягивать Обри, пока не устроится сам. Теперь же риск был чрезмерным и непростительным.

– Где корабль и капитан? – устало, спросил Остин.

– Корабль конфисковали в Эксетере. Капитана отвезли в Лондон для допроса. Он сопротивлялся как мог, но без кучи адвокатов был вынужден назвать ваше имя. Не очень честно было покинуть этого человека на произвол судьбы, – прорычал герцог.

– Я ничего не знал о его аресте. – Остин подумал о письмах, скопившихся за время его болезни, и хотел бы знать, какие еще неудачи ускользнули от его внимания. Но сейчас слишком поздно об этом волноваться. – У меня есть покупатель на часть моих земель. Я хочу, чтобы этого человека защитили.

– Хм. – Герцог откинулся на спинку стула и посмотрел на своего зятя. – Осмелюсь сказать, что он сможет сам себя защитить, как только вы найдете, куда он спрятал ваше золото. Товары на обратную дорогу на борту, но результатов первого плавания так и не нашли. Наверняка прибыль была намного больше, чем деньги, вложенные в товары на борту.

Прибыль была значительной, но осознание этого перевешивалось свертком бумаг на столе. Сношения с врагом – обвинение, требующее смертной казни. Его могли бы выслать в Австралию. Высылают ли туда лордов? Или, возможно, заточат в Тауэре до конца его дней. Остин раздумывал об этом с мрачным юмором.

– Я предпочел бы, чтобы Обри ничего не знала, пока благополучно не уедет отсюда. – Остин пытался придумать, как лучше сообщить ей эту новость, но его мозг отказывался трезво мыслить. Перед ним стояли ее огромные зеленые глаза, они смотрели на него со смущением и обидой, и он не мог приказать им уйти.

– Я не собираюсь сообщать ей, как плохо разбираюсь в людях. Держитесь от нее подальше, и эти писульки не пойдут никуда дальше моего кармана. Я надеялся, что до своей смерти увижу ее под надежной защитой, но теперь понимаю, что в этом я должен положиться на свою семью. Мой брат – лентяй и дурак, а его сын – мечтатель, но они смогут ее уберечь. Я никогда больше не буду так глуп, чтобы желать ей счастья.

Остин раскрыл глаза и уставился на когда-то гордого герцога.

– Вы надеялись сделать ее счастливой, заставив выйти за меня замуж?

Герцог неловко пожал плечами.

– Я представлял ее всем, кого выбирал, дли нее, а она совершенно не могла вспомнить, как их зовут, когда я ее спрашивая. Я не мог связать ее с сельским сквайром или с чертовой канцелярской крысой. Казалось, вы ей понравились, Бог знает почему.

Мои люди не смогли найти в слухах о вас ни грамма правды. Вас хорошо рекомендовали люди, которых я уважаю. Я знал, что вы никогда бы на нее не посягнули, а после скандала, который вы вдвоем постарались устроить, я не уговорил бы никого из людей, которых я хотел бы женить на ней. Вы оставили мне ничтожный выбор. Теперь я об этом жалею. Я не умер так быстро, как надеялись врачи. Можно было подождать, пока она подрастет, чтобы найти более подходящую пару, но теперь уже слишком поздно. Только держитесь от нее подальше, а я о ней позабочусь.

– Если врачи оставляют вам так мало надежд, это будет трудно, – сухо ответил Остин. – И вы забыли, я ее муж. Я не могу пожелать ей быть замужем за уголовником, но не могу и пожелать ей множества других вещей. Я буду держаться вдали от нее, если такова цена, которую я должен заплатить, но только до тех пор, пока буду считать, что она счастлива и в безопасности. Даже это может оказаться слишком тяжело.

Остин предпочел бы казнь или заключение, чем знать о том, что Обри где-то рядом, но недосягаема, однако он не мог выбирать. Будущее Обри должно быть на первом месте. Муж и жена, не живущие вместе, не были необычным явлением в их кругу, и, выбирая первое, она должна сама предложить развод или раздельное проживание.

Герцог внимательно посмотрел на Остина. Циничный, самоуверенный граф, который так уверенно отстаивал свои права прошедшей весной, за эти месяцы потерял часть своего высокомерия. Загар посветлел, а надменный рот смягчился. Постоянная готовность к обороне, которой он ограждал себя, исчезла; граф Хитмонт теперь был так же уязвим, как любой мужчина. Герцог хорошо выбрал момент, но ему не нравился кислый привкус победы.

Стук в дверь прервал разговор о сомнительной мудрости предупреждения Остина. Герцог рявкнул, и дверь распахнулась, пропуская нежную, грациозную дочь. Нефритовые глаза немедленно впились в отца, но она оставалась на пороге, не выказывая торопливости. Ее золотистые волосы озарились солнечным лучом откуда-то из холла, а тонкое платье из муслина с узором из листьев подчеркивало совершенство цвета ее лица. Зеленая лента корсета оттеняла цвет ее глаз и нефритовых заколок, скреплявших ее локоны. Но безмятежность, с которой она смотрела на них, серьезно пошатнула намерения герцога. Его дочь теперь стала женщиной, и весьма самоуверенной. Он почувствовал, что выиграл только половину сражения.

– Отец, что вас сюда привело? – Обри вплыла в комнату, плотно прикрыв за собой дверь. По их лицам она уже поняла, что привело сюда герцога, но не хотела выказывать своего страха. – Пегги уже родила? С ней все в порядке? – Она не могла скрыть тревоги, когда заметила удручающий вид своего отца, но знала, что на эту тему герцог не позволяет говорить.

– Я только что оттуда. Это мальчик, и Алван квохчет, как будто он первый отец, у которого родился сын. Пегги слегла, похудела, если ты можешь себе это представить. Я приехал, чтобы увезти тебя со мной.

Остии встал, когда вошла Обри, и предложил ей кресло у стола. Она отказалась, перехватив его руку и встав рядом с ним, ничего не говоря, пока ее взгляд изучал его безжизненное лицо. Она почувствовала мимолетную тревогу, но он просил верить ему, и она верила. Пока.

– Остин, вы хорошо перенесете такую поездку? – невинно осведомилась она, пытаясь отгадать истину.

Встретив ее взгляд, Остин с трудом подбирал слова. Он достиг солнца и растаял в его лучах. Он почувствовал себя сброшенным на землю, когда освободил свою руку и вернулся на кушетку, где сел и вытянул ногу, чтобы предотвратить дальнейшее сближение.