– Совершенная ерунда! – заявила она. – Остин говорил мне, что историю вашей семьи можно проследить до зари истории. Если Сотби не так давно и переживали тяжелые времена, то это не ваша вина. Харли принимают везде, почему же вас отвергнут?

Кроме того, как только станет известно, что у вас хорошее приданое, вы сами сможете выбирать титулы. Богатство важнее красоты или происхождения.

Сейчас в ее речи слышатся откровенный сарказм, но ее спутницы не были шокированы.

– Харли ходил с ними в школу, – напомнила Анна. – Ему это легко. Меня не убедить в том, что я способна на большее, чем расписывать табакерки. И я не уверена, что смогу снести оскорбления.

– Трусиха! – набросилась на нее Мария, – Я собираюсь использовать свой шанс. Не думаю, что для меня в жизни не уготовано ничего, кроме верховых поездок по Девону и вязания у камина. Возможно, найдется какой-то лысый коротышка, для которого не будет иметь значения, что у меня веснушки или что я из семьи торговца. Мы счастливо заживем в Шотландии и будем ездить в Италию, когда кончится война, и я буду счастлива. Свет клином не сошелся на лорде Хитмопте и Харли, или на Джеффри и Эверсли. Есть и другие.

Обри отвернулась и предоставила сестрам спорить между собой. Упоминание имени Остина разбередило рапу в ее сердце. Она была бы счастлива, ездить верхом по Девону и сидеть у камина всю жизнь, только бы Остин был с ней.

Обри обмакнула перо в чернильницу и захотела излить на бумаге свой гнев, но все попытки оказались тщетными. Она не могла поверить в случившееся, когда отец увозил ее, а муж не сказал ни слова против, но сейчас все поняла. Ее ярость питалась воспоминаниями о его предательстве. Очевидно, она совершенно не разбирается в людях.

Она не собиралась задерживаться в Лондоне. Чувствуя злость и жалость к себе, она последовала, как было велено, за отцом, но уже во время этой утомительной поездки стали постепенно зреть мятежные планы. Ей уже восемнадцать, и у нее есть наследство. У нее есть средства, чтобы делать все, что она захочет, и ни от кого не зависеть. И она возненавидела Лондон.

Ее мятеж был укрощен в первый же день, когда отец оставил ее одну. Она ворковала над третьим наследником титула герцога, часами обсуждая с Пегги питание ребенка, и в то же время кипела от обиды на свое пленение. Малыш был прекрасен. Пегги была ее лучшей подругой. Даже Алван спустился с облаков, чтобы с радостью ее приветствовать. Но страдание съедало Обри изнутри с неумолимым постоянством. Она стремилась домой, к своей собственной семье, и если она не может быть с ней, она не примет никакой другой. Как только она смогла свободно воспользоваться экипажем, она удрала.

Обри торопливо утерла слезы при воспоминании об этом дне. Карета привезла ее прямиком к адвокатам, которые помещали ее средства в банк. Она ни слова не получала от них, кроме поздравления на свое восемнадцатилетние, однако они ее ждали. Она хотела выяснить размеры своего богатства и как она может им распорядиться. Остин и ее отец еще проклянут тот день, когда задумали разрушить ее счастье.

Она уже встречалась с поверенным своей матери и была не очень вдохновлена его мрачным видом и снисходительным отношением. Он явно считал верхом глупости допускать, чтобы такие средства находились в руках женщины, и ему было трудно внимательно отнестись к требованиям Обри. Когда в тот день она приехала к нему, его отношение не изменилось.

Довольно холодно ее проинформировали, что основная часть состояния закреплена условиями завещания, и что в ее распоряжении могут быть только доходы с него. Обри потребовала список предприятий, в которые вложены деньги, с указанием дохода, который они приносят. Ей сообщили, что эта информация, как доложено по закону, была предоставлена ее мужу. Как замужней женщине ей не следует ожидать, что ей предоставят принимать решения о вложении подобных сумм. Разъяренная, Обри захотела узнать, по крайней мере, что она унаследовала, и юрист нанес ей удар, от которого она не оправилась до сих пор.

– Вы унаследовали доход с вашего поместья, как я только что объяснил вам, леди, – высокомерно ответил юрист. – Первый взнос уже был передан поверенному вашего мужа. Как замужняя женщина, вы должны обратиться к своему мужу по поводу использования этих средств. Завещание не позволяет вашему мужу распоряжаться вашим поместьем, но закон подчеркивает, что доходы женщины принадлежат ее мужу. Не предполагается, что женщина самостоятельно может заниматься такими вопросами. А теперь, если я ответил па ваши вопросы, леди Обри…

Он отправил ее как ребенка. Его отношение испортило остаток дня, но предательство Остина почти убило ее. Не удивительно, что он так отнесся к случившемуся, и не было ни упоминания о разводе, ни возражения против раздельного проживания. Он получил все средства, которые позволят ему делать все, что он пожелает. Зачем ему лишаться такого доходного дела! А без средств она не сможет самостоятельно начать дело о разводе. Она ничего не может сделать.

Обри смотрела на перо, с которого капали чернила, и не могла им пошевелить. Она все еще не могла поверить, что так обманута. Она оказалась заложницей прихоти своего отца, в то время как Остин лишил ее всего, что у нее было, и все только потому, что она оказалась достаточно глупой, чтобы поверить его лжи о любви. Нет, это неправда. Остин никогда не говорил ни слова о любви. Она одна думала, что такая вещь существует. Обри отбросила перо и вышла из комнаты.

Сестры Сотби переглянулись. Они с восторгом и благодарностью приняли приглашение Обри, но пришли к выводу, что она пригласила их в каком-то отчаянии, причины которого они не понимали.

Анна тряхнула головой.

– Не могу поверить, что Харли знает всю историю. Если его светлость боится возвращения Эверсли, Обри должна понять его. Но это не объясняет, почему она так ужасно несчастна. Это неестественно, – решительно заявила она.

– Может, Хитмонт – сумасшедший, как герой того романа, что мы читали на прошлой неделе?

Мария сочиняла романтические теории, и эта была ее излюбленной. Она объясняла многое. Анна скривилась.

– Хорошо, я намерена написать матери сумасшедшего и объяснить, что Обри также не слишком здорова, и ее безопасности больше грозят ее собственные руки, а не чьи-то. Я никогда не видела ее такой. Она не хочет поговорить ни со мной, ни с кем-либо еще. Это самое тревожное.

Мария посерьезнела.

– Ты па самом деле собираешься рассказать об этом леди Хитмонт? Я уверена, ома не ожидала подобных откровений, когда просила, чтобы ей писали.

– Напротив, – Анна упрямо сжала губы. – Я думаю, что это именно то, что она имела в виду.

* * *

Адриан задумчиво расхаживал, но кабинету, постукивая хлыстом по сапогу.

– Могу сказать, что я такой же сумасшедший, как и ты, Хит, но не вижу в этом плане ничего плохого. У Эмили будет истерика. Теперь я женатый человек, олицетворение респектабельности. Мне не следует ввязываться в театральные эскапады, подобные этой. Но, клянусь Юпитером, я хочу это сделать! – Он посмотрел на Хитмонта и хищно оскалился. – Я обязан использовать эту возможность, чтобы утереть нос английскому флоту. Ты говоришь, у нее оснастка шхуны? Как она сидит в воде?