— А что с ним? — Имоджен осторожно ткнула Аккермана ногой в бок. Агент лежал вниз лицом, придавленный к полу силой, превосходившей силу гравитации. Его шляпа откатилась к кучке одежды, смешавшись с нарядами минувших времен.

— Вроде бы дышит. — Элиот подняла с пола станнер агента Бюро, щелкнула — белый разряд оставил в воздухе рваный след — и выключила. — А ты хорошо с проводами придумала.

— Что с файлами? Они целы?

— В полной готовности. — Элиот моргнула, а Прия подумала, что глаза у нее точно такие же, как у Фара, и в то же время совсем другие. — Весь поступающий на корабль поток данных, включая мой, идет сейчас на чип. Хочешь что-то сказать?

Даже без проводов кулаки у Прии все еще звенели и дрожали. Что сказать, когда все уже сказано и показано? Как вложить любовь в буквы, жизнь в слова?

— Фар, ты сейчас на арене, дерешься с каким-то страшным парнем с мечом. Дерешься, потому что веришь, что за эту жизнь стоит умереть. Пожалуйста, дай шанс нам всем. Когда мы встретились в этой жизни, я работала в изоляторе Корпуса. Прия Парех. Найди меня. Принеси чашку чаю из чайного киоска на Виа Новус.

— Файлы… — Будь Имоджен анимацией, в комнате зажглась бы лампочка. — Ты про бортовые журналы «Инвиктуса»! Умно, умно. Уф… Срочная новость! Грэм и тетя Эмпра встретились. У нее начались схватки. И это хорошо слышно!

— Мне нужно идти. Сделаю все возможное, чтобы чип попал по назначению. — С этими словами Элиот стащила искусный римский парик и швырнула его в общую кучу. — Не упускайте его из виду, ладно?

— Предупредишь меня до взлета «Аб этерно»? — Пережить отправление машины времени Фар не мог, как бы ни хотела этого Прия. — Чтобы я могла сказать Фару, когда придет время…

Элиот исчезла на полукивке так же неожиданно, как и появилась несколько дней назад, прелюдией к обреченным скрипкам. Брошенный в сторону медотсека взгляд не отозвался звуками песен. Где-то на другой стороне города глаза Фара остались открытыми. Какой жуткий свет, как он влечет ее, бабочку, знающую, что ее крылья сгорят. Да придет пламя.

Да истечет срок ее бдения.

— Им?

— Да?

— Не подержишь провода? Только не коснись ими металлического пола, ладно? — Прия передала провода подруге, по одному. — Мне нужно попрощаться.

Еще один прыжок.

Эти координаты, выбранные отнюдь не случайно, привели Элиот на южную окраину Рима, где жилые дома уступили место могилам. Вдоль всей Аппиевой дороги мертвецы заявляли о себе эпитафиями; камни охраняли то, что давно стало шелухой. Вытянувшиеся вдоль безмолвия деревья скребли ветвями голубое небо. Под этим огромным небом Элиот чувствовала себя единственной живой душой. Разумеется, это было не так. Где-то над этими могилами притаился «Аб этерно», за невидимыми стенами которого переживали в ожидании коллеги Берг, Док и Николас. Сама Эмпра находилась ближе к кораблю, чем они думали, и Элиот слышала ее голос через канал связи Грэма.

— У вас отлично получается, мисс Маккарти, — приговаривал инженер, заметив, что у матери Фара снова начались схватки.

— Мисс Маккарти? Ты так это говоришь, что я чувствую себя старухой. Где Гай… а… — Вскрик донесся до Элиот буквально с другой стороны дороги.

— Уже идет и скоро будет здесь, — заверил женщину Грэм.

Элиот стащила с запястья браслет. Солнечный луч скользнул по ее лысой голове. Сил уже не осталось. Она опустилась на четвереньки и, опершись обеими ладонями о землю, перетерпела новый очередной приступ сухой рвоты. Приляг, отдых дай измученному телу. Лечь не позволяли звучащие в голове голоса и звуки: стоны и пыхтение Эмпры, подбадривания Грэма, взывания Прии, извинения Имоджен. Все были связаны, все приближались к поворотному пункту, и Элиот предстояло протащить их через него.

Переждав спазм, она раскрыла карманную вселенную и увидела в межпространственной щели сначала темные кудряшки, а потом и смуглые руки своего отца. Устроившись на кучке платьев, он… дремал! От хлынувшего в темноту солнечного света Гай заморгал, а когда открыл глаза и увидел Элиот, вздрогнул от неожиданности.

— Все в порядке, — сказала она на латыни. — Пожалуйста, передай мне вон ту коробочку.

Коснувшись бархата, Гай нахмурился.

— У какого ж существа такой мех?

— У вельветинового зайца.

— Правда? Никогда не видел голубого зайца.

Его удивление было таким искренним, что Элиот почувствовала себя обманщицей. Она придумала бы что-нибудь, пополнив мифы Древнего Рима живописной деталью, но времени было в обрез. Впрочем, голубой заяц представлялся мелочью в сравнении со всем тем, что уже видел сегодня ее отец. Интересно, есть ли у него какое-то объяснение происходящему?

Гай протянул ей коробочку. Элиот открыла и подняла письмо Прии, под которым лежал чип, крохотный и хрупкий. Прозрачная схема содержала в себе все, чем была Элиот, все, чем хотел быть экипаж «Инвиктуса». Достаточно ли передать эти вещи Эмпре? Когда на чипе так много всего, просмотрит ли будущий Фар файл под названием «Гори, крыса»? Да, название забавное, но этого мало. Оно должно быть другим — глотком воды, вдохом, тем, без чего нельзя.

Как же его назвать? «Посмотри сейчас же»? «Возьми новый курс»?

И то, и другое… что-то не то.

Ее отец, выбравшись из ниоткуда, обвел взглядом бледные надгробия. Потом, словно отвыкший от свободы человек, сделал несколько шагов и, набравшись уверенности, подошел к ближайшему камню и положил ладонь на вытесанные буквы: tu fui, ego eris.[13]

— Нет, не сон, — объявил он, обнаружив, что мир еще достаточно прочен. — Где Эмпра?

Крик роженицы был ему ответом. Лицо гладиатора вытянулось, и в следующее мгновение он сорвался с места и побежал. Останавливать его Элиот не стала. Пусть поспешит.

— Вера?

— Да, Элиот?

— Запрограммируй функцию голограммы чипа памяти отвечать эксклюзивно на голос Фарвея Гая Маккарти. И я бы хотела переименовать файл «Гори, крыса».

— Переназначение голосового распознавания проведено. Каким будет новое имя файла?

Элиот посмотрела на слова, которых коснулся отец. Ей нравилась их поэтичность, скрытая притягательность. Они отзывались в ней странным ощущением, не дежавю, но чем-то схожим: раскинутые под солнцем кошачьи лапы, светлячки на краешке сумерек, пена между пальцами после схлынувшей волны… Жизнь. Какой была, какой будет.

Она прочла фразу еще раз, вслух, и по коже побежали мурашки.

Закончив с делами, Элиот сложила карманную вселенную и отправилась на поиски остальных. Грэм стоял за одним из надгробий, изо всех сил стараясь не обращать внимания на целующихся родителей Фара. Сцена вполне годилась для общего, без ограничений, просмотра, а вот уровень публичной демонстрации чувств превышал средний, так что Элиот ощутила себя смущенной дочерью-подростком.