А от праведных трудов!

Один раз нас даже пригласили к правителю уезда. Вкус у последнего был невзыскательный, и пришлось польстить его патриотизму:

Лупит палкой тощий старец,

Восемь тигров, девять пьяниц,

Эй, засранец-иностранец,

Приезжай в наш монастырь!

Выкинь свой дорожный ранец,

Подключайся в общий танец,

Треснись, варвар, лбом о сланец,

Выйди в стойку и застынь!

У кого духовный голод,

Входит в образ богомола

И дуэтом или соло

Точит острые ножи,

Кто душой и телом молод,

Тот хватает серп и молот,

Враг зарезан, враг расколот,

Враг бежит, бежит, бежит!

Я и мой мальчик шли по Поднебесной.

Шел монах за подаяньем,

Нес в руках горшок с геранью,

В сумке – палку с острой гранью,

Цеп трехзвенный и клевец.

Повстречался с пьяной дрянью,

Ухватил за шею дланью,

Оторвал башку баранью —

Тут и сказочке конец!

Финал неизменно встречался взрывом восторга.

Любопытные люди эти ханьцы…

Воинское искусство – это важное государственное дело, основа рождения и гибели, путь жизни и смерти, и его нельзя не изучать.

Из поучений мастеров

Лошадь испуганно заржала, кося недоверчивым лиловым глазом, и мальчишка поспешил отойти в сторонку – еще лягнет копытом, с нее станется!

– Это что за город? – Оборвыш поправил котомку, откуда торчал гриф восьмиструнного цина, весь в облупившемся лаке, и повернулся к заржавшему почище лошади конюху.

– Тунцзин, – булькнул конюх, всласть отсмеявшись над пугливым пареньком. – Тоже скажешь – город! Крепостца окраинная…

– А почему столько солдат? – Мальчишка попался на редкость любопытный.

– А потому, что кончается на «У»! – И конюх снова заклокотал горлом.

– Для кого кончается, – с достоинством ответил юный бродяга, – а для меня только начинается. И подсказывает, что это – войска генерала Чи Шу-чжао по прозвищу Стальной Хребет. А еще подсказывает, что ты в следующей жизни непременно будешь драным мерином. Готовься, учись ржать. – С этими словами он проследовал мимо обалдевшего конюха к ближайшему костру, на котором солдаты как раз готовили свой нехитрый ужин.

Подойдя, мальчишка молча уселся на единственное свободное место и под обстрелом недоуменных взглядов извлек из котомки цин.

– «Легенда о кулаке», – во всеуслышание объявил он и, выдержав паузу, заставил струны весело вскрикнуть, подобно певичке, ухваченной за ляжку богатым гостем.

Солдаты придвинулись поближе, и мальчик запел.

Со всех сторон к костру уже спешили заинтересованные слушатели, кто-то тугоухий спрашивал у стоявших рядом, что за песню поет удивительный пришелец. Те принимались объяснять, на них шикали, грозя надавать тумаков, – а мальчик пел, и даже самые тупые и лишенные слуха наконец поняли, что это – знаменитая «Легенда о кулаке», а оборвыш с цином… Яшмовый Владыка, неужели он – именно тот, кому приписывается авторство песни?! Глядите, а ведь точно – все приметы сходятся!

И когда в финале монах наконец доблестно оторвал «башку баранью», последовал взрыв одобрительного хохота, а солдат, помешивавший в котелке аппетитно пахнущее варево, щедро насыпал в плошку добрую горку риса с прожилками говядины.

– Ешь, парень, заработал! – Кашевар, протягивая еду, одобрительно хлопнул мальчишку по плечу. – Неужто сам сочинил?

– Угу, – кивнул мальчишка, уплетая рис за обе щеки.

– Ну да! – не поверил молодой пехотинец с мосластыми руками-оглоблями, нелепо торчащими из куцых рукавов. – А где ж тогда еще один куплет?

– Какой? – чуть не подавился мальчишка.

– А вот такой! – И солдат, немилосердно фальшивя, пропел:

Коль монаху плохо спится,

Бьет ладонью черепицу;

Коль монах намерен спиться —

Крошит гальку кулаком!

А приспичит утопиться —

Схватит боевую спицу,

Ткнет во вражью ягодицу —

И с хандрою незнаком!

– Не было такого, – категорично заявил мальчик. – Это народное творчество. Хотя и неплохо.

– Как тебя хоть зовут-то, парень? – Хлебосольный кашевар явно проникся к юному певцу симпатией.

– Так, как тебе и не выговорить, – невесело усмехнулся оборвыш. – А прозвали в свое время Маленьким Архатом. Если хочешь – так и называй.

– Ишь ты! – усмехнулся усатый толстяк со шнуром тунлина. – Архат, он брюхат, а ты тощ, как хвощ!

Мальчишка не обратил внимания на перл тунлинского остроумия, поглощая честно заработанный ужин.

Интерес к странному пареньку постепенно угасал, песен пока не предвиделось (с набитым ртом не очень-то попоешь!), часть слушателей разбрелась к своим кострам, а оставшиеся затеяли игру в «тройные» кости – где перебор ведет к проигрышу еще вернее, чем недобор.

Закончив трапезу, Маленький Архат некоторое время внимательно следил за игрой, а потом достал из котомки пару медяков и решительно бросил их на кон.

– Не лез бы ты… – попытался было отговорить мальчика кашевар, но поздно: игра уже началась.

Паренек взвесил на ладони замызганный стаканчик, уверенно встряхнул кости, коротко глянул на выпавшие очки…

– Бросай еще! – ожег ухо шепот усатого тунлина.

– Хватит, – отрезал Маленький Архат.

И впрямь хватило, да еще с избытком: не прошло получаса, как вся «облачная казна» перекочевала к юному певцу, расчетливому не по годам, словно дух игорной удачи Син-тянь.

– Все, достаточно. – Вслушавшись в настороженное молчание, мальчишка отложил кости. Затем отделил от выигрыша пять мелких монет, завернул в платок и сунул в котомку, а остальное придвинул к растерявшемуся тунлину.

– Пошли кого-нибудь за корчагой-другой вина – я угощаю! А мне пусть возьмут сладких колобков с маком и полцзиня чищеных орехов! Только не перепутай – мне сладкое, а вам вино.

Солдатня радостно загомонила, и Маленький Архат улыбнулся тайком – в его планы отнюдь не входило ссориться с людьми Стального Хребта из-за горсти медяков.

Мосластый пехотинец, усомнившийся в авторстве «Легенды о кулаке», был за свое неверие отряжен в Тунцзин, к лавочникам, а мальчик тем временем снова взялся за цин.

«На подоле сто жемчужин, никому подол не нужен…» – шутливо забренчали струны.