Иногда в полпредстве появлялись увенчанный лаврами почти 60-летний писатель Герберт Уэллс и молодой лейбористский оратор Освалд Мосли, который вскоре круто повернет руль своей карьеры, станет последователем Гитлера и Муссолини.

Раковский был радушным, веселым хозяином, разумеется ни на минуту не забывавшим своих политических целей. Вот маленькая зарисовка журналиста «Известий»: «С красной гвоздикой в петлице, сияющий, радостный, он обратился к собравшимся с небольшой речью».[647]

В сентябре 1924 г. британская сторона передала советскому полпредству Чешем-Хаус – бывшую роскошную резиденцию русского царского посла в Лондоне, и 25 сентября Раковский вступил во владение этим зданием,[648] расположенным на Итон-авеню, 54. Это был огромный 6-этажный особняк. Вход в дом находился на перпендикулярной к Чешем-Плейс улице Лойал-стрит и вел в небольшой закрытый двор, в который от главного здания отходило одноэтажное крыло. По сей день район Белгравия, неподалеку от Гайд-парка, где находилось здание посольства, считается одним из самых престижных в Лондоне. Здесь расположен ряд зарубежных посольств, а особняки миллиардеров отличаются элегантностью и роскошью. По соседству жила великая русская балерина Анна Павлова, правда, с ней, ввиду большевистско-советских догм, Раковский не мог не только общаться, но и выказывать ей какие-либо знаки внимания, ибо она была эмигранткой.

Здание требовало ремонта, который был проведен в следующие месяцы, а в середине января 1925 г. сюда официально было переведено полпредство. Помещение казалось тяжелым, неприветливым.[649] Но хозяин со свойственными ему гостеприимством, щедростью и остроумием вместе с супругой Александриной, ее дочерью Еленой и племянницей Раковского Лиляной оживляли мрачные холлы и лестницы резиденции. Здесь продолжались встречи с видными представителями британской общественности.

Из сотрудников полпредства, по свидетельству Л. Гевреновой, Х. Г. Раковский был особенно близок с Яном Антоновичем Берзином (Зимельсом), латвийским интеллигентом, наркомом просвещения Латвии в 1919 г., а затем дипломатом, который до середины 1925 г. был первым советником полпредства в Лондоне. Позже, когда Берзин был отозван, он был заменен А. П. Розенгольцем, малоподготовленным для дипломатической работы за границей.[650] С Розенгольцем у Раковского были чисто официальные отношения.

В мае 1925 г. в качестве советника по делам печати в Лондон приехал Иван Михайлович Майский, в прошлом меньшевик и даже член правительства известного самарского Комитета членов Учредительного собрания в 1918 г., но в 1921 г. вступивший в большевистскую партию и затем всю жизнь рьяно выслуживавшийся перед хозяевами положения. Человек образованный, знавший языки, он, однако, никак не мог заслужить доверия Раковского, считавшего его политическим перевертышем. Майский отвечал плохо скрываемой неприязнью, вполне вплетавшейся в общее недоверие высшей советской иерархии к экс-премьеру Украинской республики. Эта неприязнь получила даже отражение в первом издании огромных дипломатических воспоминаний Майского, который, попросту обманывая, утверждал, что Раковский мало-де бывал в Лондоне, проводил большую часть времени в Москве, а фактическим полпредом был Я. А. Берзин.[651] Впрочем, Майский не мог не привести слов Берзина о Раковском, не называя, однако, фамилии: «Наш полпред пользовался полным уважением и авторитетом в правительственных кругах, часто виделся и беседовал с Макдональдом и его заместителем по министерству иностранных дел Артуром Понсоби, успешно решал с ними различные текущие дела. Полпред имел свободный доступ ко всем членам правительства. Разумеется, в отношении нас строго соблюдались все требования дипломатического этикета».[652]

Другая, более важная, сугубо официальная сторона второго года дипломатической работы Х. Г. Раковского в Лондоне оказалась сопряженной с острыми дипломатическими и политическими перипетиями и конфликтами, которые в конце концов привели к тому, что выработанные с трудом британско-советские документы были отвергнуты английской стороной.

Досрочное возвращение Раковского в Лондон после прерванного отпуска не было случайным. На следующий день после подписания советско-британских документов консервативная печать начала кампанию против их ратификации, полагая, что, пока существует советский строй, надежды на соблюдение договоров Россией мизерны. Против правительственных гарантий займа СССР высказалась и часть либеральной прессы.[653]

Начала изменяться и позиция центральной печати СССР, получавшей жесткие инструкции от ЦК и Наркоминдела. Стали высказываться мнения, будто Советский Союз не так уж заинтересован в договорных отношениях с Великобританией. На смену эйфории приходила вполне откровенная антибританская шумиха. Открыл ее известный партийный демагог и государственный террорист, член Центральной контрольной комиссии ВКП(б) и Верховного суда СССР А. А. Сольц. Не в центральной печати, а в ленинградской газете, но по явному заданию высших кругов Сольц поставил под сомнение целесообразность ратификации англо-советских договоров.[654] Вслед за этим более осмотрительная статья С. З. Розовского появилась в «Правде» – «в порядке дискуссии». Озаглавив ее «Осторожнее с ратификацией англо-советского договора», автор утверждал, что подписанные с Великобританией договоры налагают на СССР слишком тяжкие обязательства.[655]

Прошло три недели, и в действие вступила тяжелая артиллерия. На курсах «ответственных уездных партработников» 11 октября Г. Е. Зиновьев произнес речь, озаглавленную «Большевизм и меньшевизм на международной арене. (Уроки макдональдовщины)», проникнутую грубыми, злобными и безответственными нападками на Лейбористскую партию и лейбористское правительство.[656]

Однако еще до этого в Великобритании начались крупные политические изменения. 8 октября Либеральная партия объявила о прекращении поддержки лейбористов. 9 октября палата общин была распущена. На 27 октября были назначены новые выборы.

Одним из центральных в предвыборной кампании был вопрос об англо-советских договорах. Проблема их ратификации и вступления в силу имела международное значение, ибо создавала прецедент не только в отношении России, но и применительно к долгам других стран. Заинтересованность, чтобы такой прецедент не возник, проявили деловые круги и связанные с ними государственные деятели Соединенных Штатов, превратившихся за годы мировой войны из должника европейских стран в мирового кредитора. Весьма отрицательно к договорам отнеслись правоконсервативные круги Великобритании и связанный с ними постоянный аппарат государственных органов, в частности министерства иностранных дел.