Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Рязани вписали двое парней. Они оказались геями. Накормили меня вкусным ужином, они были тамадами на свадьбах и операторами, на все руки мастера. Один из них был выходцем из Средней Азии. Он рассказал, как отреагировали его родственники когда он им признался. Они продолжали заставлять его жениться, и он сбежал с концами в Россию. Это были славные ребята. Вот бы вместо них были две лесбиянки, делающие приятное исключение для меня.
Общага должна была быть очищена от людей к лету полностью. Я сидел в пустой комнате на том самом раскладном диване. Некому было уже впердолить. Девчонок разогнал. Москву не покорил. Желания в принципе все исполнил.
Не дожидаясь официального закрытия и выдворения из легендарного жилого помещения. Я поехал в Санкт. Взял сидячий. Из Сызрани на поезде можно было хоть до куда доехать. На выходе из московвокзала я перешёл дорогу и сразу позвонил по первому попавшемуся объявлению.
Заселился в общагу напротив Исаакия за 200 рублей ночь. Основной контингент подобрался знатный. На нижней кровати лежал умирал старый осетин. Над ним было свободно, туда я и лёг. В комнате без окна было набито семь двухъярусок. Постоянно чем-то воняло. Этот дед лежал и непрестанно стонал. Мужики в целом не агрессивные, мне сразу дали погоняло студент.
А это был уже апрель и тёплый такой, что я захватил с собой дудук и решил побомжевать в центре. В каком бы переходе я не встал в центре, меня сразу выгоняли. Было очень грустно, это была не осточертевшая всем гитара, а не раздражающая слух флейта высот Арарата. Этот инструмент ласкал любой мозг. Я успел немножко подудеть у входа в Казанский, и армяне туристы кинули мне соточку. Опытным путём я увидел суть: дудук не предназначался для шумных улиц, его не слышно, а из переходов либо выгоняли, либо уже другие бомжевали. Этот город кишмя кишел уличными музыкантами всех мастей и категорий. Ту гитару, что я пронёс через ЮВА продал. Задумался о приобретении духового инструмента для шумных мест.
Устроился на работу охранником ювелирных магазинов. Разветвлённая сеть по всему городу. Мне подогнали точки в центре, спасибо, ходил пешком из дома. Постоял молча смену, ушёл домой. График три через два. Кайфово было. Во всех местах интересных я побывал. Все станции метро прошёл, везде выходил. На мостах позалипал. В общаге люди почти не менялись, все те же оставались. Никто никого не трогал, я спал спокойно, просто уши плотными берушами затыкал и всё.
Этот старый осетин мёртвый лежал. Просто как бы вдруг у него был туберкулёз.
Я с работы вернулся, а тела уже не было, другого заселили и на его место положили. Мужики передали, что из диаспоры кто-то приезжал, за него же платил кто-то двести рублей за сутки.
Я купил себе настоящий серый пиджак от формы ГДР в военторге. Мне очень нравилось, как выглядит немецкая серая форма. Вот именно этот оттенок, тёмно-серый и ткань эта, она по телу всегда была, а не как у некоторых, как мешок из под картошки. Форма передних карманов вообще отдельный разговор.
Я облюбовал себе подземный переход, куда я ездил бомжевать на выходных. От старой деревни очень далеко ходил пешком километров семь вдоль большой дороги. Мелочью рублей пятьсот набиралось за два часа, больше нельзя было, трость вымокала от слюней, становилась неиграбельной и фальшивящей.
Меня очень уважали на работе, как работодатель, так и продавщицы золота. Если, кто забухал и не вышел, Сашу посылали в его выходной в самую жопу, парнас какой-нибудь. А девушки в белых блузочках и чёрных юбках, они меня просто не замечали. Я побывал на всех торговых точках немалой сети. Ни в одном месте ни одна особь женского пола не обратила на меня внимания. Только геи или редкие представительницы со сплющенным мозгем.
С геями я не мог сношаться, а девчонки в попу не давали без преодоления немыслимых усилий с моей стороны. Я был охранником и эти девушки считали меня пустым местом. Мне не было обидно, мне было просто интересно, что со мной было не так. Я не мог посмотреть на себя женскими глазами и вскрыть зрительный подвох в моей внешности. Большинство мужчин, что я встречал на улицах Санкта выглядели значительно хуже меня, но они были за ручку с женщинами.
Запретное искусство вывело меня к регулярной и разнообразной половой жизни с девчонками.
Я заказал себе немецкую средневековую волынку — дудельзак от нашего местного умельца, ибо заграничный очень дорогой.
Утонул в протяжном пиано эмбиенте, именно это играло в том городе.
Каждое утро с ночной смены приходило три охранника. Они тревожили всем сон, я использовал ночную повязку на глаза, потому что эти быдланы врубали яркий свет и громко болтали. Трудно всегда было понять, почему эти люди не могли заметить ещё кого-то. Я ходил по всяким бесплатным показам, подпольное кино. Постоянно залипал в Арт пространстве, где от вокзала нужно было вниз пройти немного и налево. Каждый выходной день я везде шастал. Я прошёл по каждой улице всех исторических районов.
Начал откровенно писать министихи в сети. Заказал трафареты букв, чтобы можно было баллончиком писать на стенах. На койку, где был покойник, положили ещё живого зловонного покойника. Этот в возрасте мужик чего-то обжирался за день и потом всю ночь пердел, да так что не продохнуть. Он временами испускал такие трели, что мы с пацанами выбегали в коридор. И ничего нельзя было с этим уродом поделать. Вот он смердил, это уже была явно какая-то болезнь кишечника. Либо он жрал одно и то же каждый день.
Чисто случайно познакомился через сеть с Любой. Она оказалась из того же самого города. Я предложил прогуляться. Когда я её увидел, я сразу понял, что это был не мой типаж. У неё были чёрные волосы и голубые глаза и рост чуть выше Оксаны. Она была немного массивной в теле, меня привлекали тощие. Но она была милой, это правда. Люба выходила не из бедной семьи. Она была одного возраста со мной. Она никогда в жизни не работала. Её родные жили на югах, а в Санкте ей купили хату рядом с метро. Вот она и жила там одна. До встречи со мной.
Я думал те, кто ничего не делает значит спокойный, счастливый человек,