Уилл бросает на него утешающий взгляд и передает бутылку с водой. Колсон замечает этот обмен репликами и хмурится, а затем Уилл делает вид, что изучает свои перчатки, теребя едва заметную выбившуюся нитку.

На этой скамейке слишком много секретов.

Я трахаюсь с бывшей девушкой Колсона.

Его лучший друг смотрит фильмы о путешествиях во времени вместе с врагом.

До чего докатился мир?

В начале третьего периода мы опережаем на один гол после того, как Остин реализовал его в одно касание, пробив мимо вратаря Брауна. Это первое повышение передачи, которое у нас было за всю игру, но импульс длился недолго. В следующий раз, когда мы оказываемся в зоне защиты, Колсон пропускает ключевой пас на вбрасывании, за что дорого поплатился голом соперника.

Счет становится 1-1.

Когда Колсон возвращается на скамейку запасных, Рэнд бросает ему это в лицо.

— Отличная работа, капитан, — саркастически говорит он.

— Пошел нахуй, — выплевывает Колсон.

— Пошел ты нахуй.

— Хватит! — Тренер рявкает, поднимая руку. Он поворачивается и требует замены.

Между тем, я так же зол, как и Рэнд, потому что ясно дал понять, что был открыт. Все, что Колсону нужно было сделать, это, черт возьми, прислушаться, и шайба прямо сейчас была бы на его клюшке.

Тем не менее, это, вероятно, не самый умный ход с моей стороны, когда мы переходим в положение лицом к лицу в нашу следующую смену, и я хмуро смотрю на Колсона и бормочу:

— Может в этот раз будешь слушать?

Это заставляет его встать на ноги. Я моргаю, и он оказывается у меня перед лицом. Он вытягивает руку, но не совсем для толчка. Больше похоже на прикосновение.

Я смотрю на его перчатку у себя на руке. Затем поднимаю взгляд. Потрясенный и злой.

— Какого хрена ты делаешь?

— Держи свои чертовы комментарии при себе, — рявкает он на меня. — Мы тут пытаемся сыграть в игру.

За исключением того, что за эти пять секунд препирательств нам дают свисток. Судья объявляет задержку в игре.

Иисус Христос.

Мы заработали гребаный пенальти.

— Что за черт, — рычит Демейн, бросаясь к скамейке запасных, чтобы тренер мог выбрать игроков для пенальти.

— Вы что, издеваетесь надо мной? — Вена на лбу Дженсена выглядит так, словно вот-вот взорвется. — Задержка игры? — кричит он в сторону штрафной скамьи.

Мы с Колсоном оба опускаем головы. Он прав, что кричит. Есть много штрафных, которых можно избежать, и тот, который мы получили только что, определенно один из них. Что важно, он произошел из-за того, что мы спорили со своим товарищем по команде. Нет, хуже — со своим со-капитаном.

Глаза тренера говорят мне, что мы сейчас в серьезной опасности. Браун использует нашу ошибку и забивает пенальти.

2-1, Браун.

Мы с Кейсом выбираемся из "корзины грехов" и возвращаемся на лед, чтобы устранять последствия. За две минуты до конца красивый удар Ларсена сравнивает счет до 2-2. Пятиминутный овертайм заканчивается безрезультатно, так что теперь в нашем активе вторая ничья. Это не потеря, но с таким же успехом могла быть из-за того, как тренер дымится в раздевалке.

К счастью, он избавляет нас от длительной словесной взбучки. Он просто заходит, переводит указательный палец с меня на Кейса и рявкает одно слово:

— Возмутительно. — Затем обращается к остальным в комнате. — Примите душ и переоденьтесь. Увидимся в автобусе.

Блядь.

Этот сезон начинается трагически. Пока только одна победа. И вот, сегодня вечером, наша последняя игра заканчивается ничьей, потому что чертовы со-капитаны заработали пенальти, которого не должно быть. Я не виню тренера за то, что он разозлился. Он привык выигрывать "Замороженную четверку", и в этом сезоне это начинает казаться несбыточной мечтой.

Мы снова собираемся в автобусе. Настроение мрачное. До кампуса Брайара девяносто минут езды; примерно через десять минут я замечаю, что Дженсен встает, чтобы поговорить с водителем.

Через десять секунд после этого автобус останавливается на обочине дороги.

Шейн, мой сосед, поднимает голову от телефона. Он переписывался с еще одной чирлидершей, с которой тусовался всю неделю.

— Что такое? — спросил я

— Колсон. Райдер. Подъем.

Мы с Кейсом нервно переглядываемся, услышав грозный приказ. Мы поднимаемся со своих мест.

— Это ваша остановка.

Я поворачиваюсь к окну. Все, что я вижу, — кромешная тьма. По эту сторону двухполосного шоссе нет ничего, кроме гравийной обочины и темной полосы леса.

— Что значит, это наша остановка? — Вторит Колсон. Он озадачен. — Вы хотите, чтобы мы пошли домой пешком?

Улыбка Дженсена — сплошные зубы и никакого юмора.

— Считайте это еще одним упражнением по сплочению команды.

— Бросить нас посреди леса в лапы серийному убийце — это сплочение команды? — Выпаливает Тристан Ю.

— Во-первых, нет никаких вас. Есть они. Так что успокойся, Ю. — Тренер кивает. — Но ты поднял хороший вопрос.

Он окидывает взглядом море мужских лиц, пока не останавливает его на ком-то в нескольких рядах позади Беккета. Второкурсник по имени Терренс, который не в стартовом составе.

— Бойскаут, ты всегда носишь с собой этот швейцарский армейский нож. Он у тебя при себе?

— Да, сэр.

— Давай его мне.

— Да, сэр.

Тренер снова оглядывает автобус.

— Давайте не будем делать вид, что никто из вас не курит или не курил всякую ерунду в своей жизни. Мне нужны две зажигалки. Передайте их сюда.

Пара зажигалок продвигается по рядам, пока не оказываются у него в руках. Дженсен вкладывает одну в мою руку, другую — в ладонь Кейса. Армейский нож также достается Кейсу. Я мысленно отмечаю это. Думаю, между нами двумя, Дженсен считает, что я с большей вероятностью убью другого и поэтому не должен владеть оружием. Не уверен, должен ли я воспринимать это как комплимент или оскорбление.

— У вас есть ваши телефоны. У вас есть огонь. У вас есть чем защищаться. У вас есть ваши куртки. — Он выхватывает пакет чипсов из рук ошеломленного Назема. — И немного еды. Все необходимое, чтобы пережить ночь. Автобус заберет вас отсюда утром.

— Тренер, перестаньте. Это безумие, — протестует Колсон. — Вы не можете просто...

— Я не могу просто что?

Кейс замолкает.

— Потому что, я думаю, я не могу просто допустить, чтобы со-капитаны моей команды получали штрафные за задержку игры из-за того, что они ссорятся, как недоспавшие