Они скользили быстро и бесшумно, как тени, избегали людных мест и прятались в подворотнях каждый раз, когда идущий немного впереди Громбер подавал условный знак об опасности, поднимая вверх свою мощную волосатую руку. Мелкие перебежки, бесконечные лазанья по шатким заборам и дырявым крышам сараев утомляли, изматывали, лишали сил, но зато отвлекали Пархавиэля от преследующих его размышлений и сводили общение с его новыми соратниками к быстрым кивкам, жестам и перемигиваниям.

«Когда поутру вернемся в подвал, нужно будет найти себе уголок поукромнее, – тешил себя надеждой Пархавиэль, стараясь держаться на несколько шагов позади отряда, – еще не хватало целыми днями эти поганые рожи видеть, так и прибить кого-нибудь недолго!»

Примерно через час после расставания с Тальбертом и Мартином, уехавшими вдвоем на скрипучем фургоне в Торговый квартал, банда наконец-то завершила свой утомительный пеший переход и добралась без потерь до пункта назначения. Пархавиэль сразу узнал маленький домик на набережной, невдалеке от которого его сбила карета. Невысокая изгородь перед входом, стены из серого шероховатого камня и наглухо закрытые ставнями окна, через щели которых не пробивались лучи света, налицо были все признаки обычного жилого дома, ничем не примечательного и уж никак не соответствующего представлению гнома о тайном логове кровавой братии. Однако, по-видимому, «рыцари кинжала и удавки» были другого мнения.

Приказав бандитам ждать ее возле изгороди, Флейта ловко перепрыгнула через проржавевшие колья забора и уже через мгновение припала ухом к замочной скважине дубовой двери. Секунды ожидания растянулись в минуты, Пархавиэль с ужасом отметил, что его тело начинала бить дрожь, а лоб покрылся испариной.

«Нужно взять себя в руки, успокоиться! Ничего необычного не происходит, обычный бой, обычный налет», – едва слышно шептали губы гнома, трясущегося от страха, но старавшегося скрыть от остальных свое нервное напряжение.

Громбер и троица молчаливых бандитов внешне казались абсолютно спокойными. Великан не спеша прогуливался кругами, высматривая, не пройдет ли случайно по набережной патруль или одинокий, припозднившийся гуляка; длинноволосый усердно разминал кисти рук, а двое остальных о чем-то невозмутимо шептались, облокотившись как ни в чем не бывало об изгородь. И только гном не мог найти себе места. Страх сковал его разум, окутал паутиной дрожи онемевшее тело. Перед глазами всплыло красивое смуглое лицо того самого кровососа, который напал на него возле таверны. Самбина и Мартин называли его маркизом Нориком, у Пархавиэля же не находилось для него другого имени, кроме как «ублюдок». Гном жаждал его смерти, но боялся встречи с вампиром, боялся, что он окажется в этом доме, за этой проклятой дубовой дверью.

– Все ко мне! – почему-то ужасно громко, чуть ли не разорвав барабанные перепонки гнома, прозвучал в ночной тиши шепот Флейты.

Наемники мгновенно повскакали с мест и, вытаскивая на ходу оружие, кинулись к двери.

– Все как обычно: Громбер и Жал со мной впереди, а вы двое прикрываете по бокам! Не разделяться, продвигаемся быстро, но осторожно! Кто зашумит, голову оторву! – бойко командовала Флейта, совершенно позабыв, что в эту ночь ее шайка увеличилась на одного бойца.

– А мне-то что делать?! – обидевшись, спросил гном.

– Под ногами не мельтешить, а то ты маленький, еще ненароком не углядим да наступим! – ответил за девушку Громбер и злорадно оскалился.

Двери выдавливают плечом, выбивают ногами, на худой конец, долго мучаются с отмычками и открывают, но видеть, как крепкую дубовую преграду, обшитую в несколько слоев листами железа, просто снимают с петель и аккуратно отставляют в сторону, гному пришлось впервой. Длинные, толстые гвозди жалобно лязгнули и погнулись, когда чудовищная сила, исходившая из рук великана, вырвала их из дверного косяка. Посыпались щепки и куски штукатурки. Не тратя времени на разговоры, шайка быстро скрылась внутри, оставив Пархавиэля на безлюдной улице один на один со снятой с петель дверью.

Вернуть дверь на прежнее место не составило труда, хотя Зингершульцо сомневался, смог бы он повторить подвиг лысого верзилы по отдиранию ее от косяка. Тяжело вздохнув и вытащив из-за пояса утреннюю звезду, гном последовал за сообщниками в темноту простиравшегося впереди коридора.

К счастью, Пархавиэль ни обо что не споткнулся и не наступил в кромешной мгле ни на одну из снующих под ногами крыс, хотя отчетливо слышал, как недовольные внезапным вторжением людей грызуны бегали по скрипучим половицам и противно пищали. Впереди начали раздаваться тихие, осторожные шаги, затем острая боль пронзила глаза гнома. Убедившись, что дом был абсолютно пуст, разбойники решились зажечь факелы, яркий свет которых и ослепил Пархавиэля.

– Черт козлобородый, видать, ошибся! – разочарованно хмыкнула Флейта, водя рукой с факелом из стороны в сторону, чтобы лучше осветить потрескавшиеся, облепленные паутиной стены и покрытый пылью и кусками засохшей грязи пол пустой комнаты. – Здесь уже больше года никого не было. Жал, как там у тебя?!

– Все то же самое, – развел руками длинноволосый бандит, выходя из боковой комнатушки, – только слегка почище, хотя бардака и там хватает!

– Да нет тут никого, – пробасил Громбер, спускаясь вниз по скрипучим ступеням лестницы, – только пауки и тараканы.

– Все ясно, пошли отсюда! – приказала Флейта и, держа высоко над головой факел, направилась к выходу. – Если поторопимся, то до мастерской Нокато до рассвета добраться успеем!

– Подождите! – выкрикнул Пархавиэль и встал в дверном проеме, загородив своим телом выход в коридор. – Носом чую, что-то здесь не так! Нужно остаться и еще раз внимательно осмотреть каждый угол, каждый закуток обшарить!

– Ну, ты меня достал, доходяга убогий! – неожиданно взревел Громбер и, расталкивая огромными ручищами обомлевших товарищей, кинулся на гнома. – Щас полетишь шариком до самой набережной, недомерок!

Бой с превосходящим по силе и росту противником был привычным делом для каждого бывалого караванщика. Три не очень больших, но весьма увесистых шарика утренней звезды просвистели в воздухе и одновременно вонзили свои острые шипы в левую коленку верзилы. Громбер громко охнул, как будто разорвались переполненные воздухом кузнечные мехи, и упал на четвереньки. Сморщившееся от боли лицо великана оказалось на одном уровне с плечом Пархавиэля. Не задумываясь о возможных последствиях и о соблюдении неписаных правил так называемого честного поединка, Зингершульцо с резким разворотом вонзил широкий кулак точно в центр покрытого морщинами лба. Сила удара отбросила противника шага на три назад, и он, перекувыркнувшись в воздухе, врезался затылком в стену. Соприкосновение двух монолитов – каменной кладки и черепа великана – вызвало страшный грохот и подняло внушительное облако пыли. Пархавиэль хотел тут же кинуться к выходу, опасаясь мести разбойников, но его парализовал внезапно раздавшийся в комнате звонкий, задорный смех. Разбойники удивленно переглянулись, а затем, так и не успев до конца вытащить из ножен мечи, отошли на всякий случай подальше от сотрясавшейся всем телом в приступе неуемного хохота предводительницы.