заключается в том, чтобы всегда носить на лице улыбку, даже когда хочется убить клиента. Кроме того, чем я добрее, тем больше чаевых я получаю, так что это мне на руку.

— Хм, что бы вы посоветовали, — спрашивает мужчина.

На вид ему около двадцати лет, у него вьющиеся каштановые волосы и темные глаза.

— У нас есть специальный стейк, — указываю я на меню, переходя к отрепетированным фразам с восхвалением блюд.

— Я не спрашивал, о специальном меню. Я спросил, что бы вы порекомендовали, — он переводит на меня взор, и от его пристального взгляда мне становится немного не по себе.

— Мне нравится стейк, — натянуто улыбаюсь я.

— Тогда я возьму стейк, — спокойно отвечает он. И когда я забираю у него меню, он намеренно проводит рукой по моей.

Словно обжегшись, я отдергиваю руку, сохраняя приятную улыбку.

— Сейчас все будет, — говорю я, отбегая в сторону.

Это не первый раз, когда ко мне пристает клиент. Но сколько бы раз это ни происходило, я не могу отделаться от ощущения, что меня поставили в тупик, и паника грозит захлестнуть меня.

Поскольку у меня больше нет денег, чтобы купить Ксанакс без рецепта, а медицинской страховки у меня нет, мне приходиться прибегать к дешевым альтернативам — обычно это комбинации магния и валерианы. Пусть они и не столь эффективны, но помогают мне держаться на плаву. Хотя бывают моменты, когда я чувствую, как сознание ускользает, когда мой разум закрывается от внешнего мира и переходит в режим перегрузки.

Пройдет еще много времени, пока я привыкну к тому, что я одна и уязвима — идеальное сочетание для панической атаки.

Но я решаю эту проблему день за днем. Я не собираюсь позволять своим проблемам определять меня или порабощать меня жизнью «что если». Потому что я знаю, как это бывает — жить, но не жить по-настоящему, больнее, чем любая паническая атака. Ты просто наблюдаешь за тем, как твоя жизнь проходит мимо тебя, стоишь в стороне и, явно, не можешь вмешаться.

Это моя жизнь. И я должна взять бразды правления в свои руки.

Смена продолжается, а мужчина с пятого столика все пытается втянуть меня в разговор.

Я изо всех сил уклоняюсь от более личных вопросов, радуясь, когда он, наконец, оплачивает счет и уходит.

— Он очень заинтересовался тобой, — комментирует Мари, одна из моих сотрудниц.

— Уверена, он был просто вежлив.

— Вежлив? Он оставил тебе сто долларов чаевых, девочка. Хотела бы я такой вежливости, — смеется она.

— Я пыталась сказать ему, что это слишком много, но он не согласился. — объясняю я.

— Лара, девочка, ты что, серьезно? Если тебе дают сто баксов чаевых, ты берешь их и не задаешь вопросов. Иди и купи себе что-нибудь хорошее, — подмигивает она мне, и я улыбаюсь.

Мне было немного неловко брать столько денег, потому что я не хотела, чтобы у него сложилось впечатление, будто я ему чем-то обязана.

Взяв сумку, я выхожу из ресторана через черный ход, натягивая на голову капюшон толстовки и стараюсь выглядеть как можно скромнее.

У меня в сумке есть небольшой нож на всякий случай, но я надеюсь, что мне не придется им пользоваться. На моей совести достаточно одного покушения на убийство, хотя хотелось бы, чтобы это было настоящее убийство.

Идя к своему дому, меня не покидает ощущение, что за мной следят, тени играют со мной и заставляют думать, что за мной кто-то есть.

Обернувшись, я вижу в нескольких метрах от себя темную фигуру, и меня охватывает паника. Не задумываясь, я начинаю бежать, что есть силы, устремляясь к своей квартире.

Однако все напрасно: второй человек тоже бросается в погоню.

Но как только я думаю, что он меня догонит, он останавливается.

Тяжело дыша, я оглядываюсь назад и вижу, что за мной никого нет.

— Я схожу с ума? — бормочу себе под нос, качая головой.

Не задерживаясь, пробегаю оставшееся расстояние и закрываюсь в своей студии, довольная тем, что добралась до дома целой и невредимой.

Черт, нужно быть осторожнее.

— Это не тот парень, что заходил вчера вечером? — спрашивает меня Мари, когда я надеваю свою форму. Наклонившись вперед, смотрю на газету в ее руках, и замечаю там фотографию этого человека.

— Да. Думаю, он, — киваю я.

Мои глаза расширяются, когда я замечаю заголовок. Его тело было найдено в ближайшем парке, он был зарезан, а рука отрезана от тела.

— Боже правый, — бормочу я, ужасаясь тому, что с ним произошло. Может быть, он и был немного жутковат, но это слишком жестокая смерть для любого человека.

— Бедный парень. У полиции пока нет подозреваемых, — качает она головой, поджав губы.

— Надеюсь, они поймают того, кто это сделал, — сочувственно добавляю я.

В тот вечер, когда я возвращаюсь домой, я инстинктивно понимаю, что что-то не так. Мне даже не нужно включать свет, чтобы понять, что в доме кто-то есть.

Первая мысль — люди отца нашли меня, и я быстро хватаю свой маленький нож, готовая в случае необходимости сражаться насмерть за свою свободу.

Но когда я нажимаю на выключатель, то обнаруживаю того, кого не ожидала увидеть.

— Что ты здесь делаешь? — Вылетают слова у меня изо рта, а пальцы крепче сжимают рукоять ножа.

— А, что по твоему я делаю, солнышко?

Он слегка поворачивается ко мне, и я хорошо его разглядываю. На его лице есть несколько новых отметин, а его нос кажется немного искривленным вправо. В остальном он выглядит точно так же.

— Убирайся, — говорю я ему, когда мне удается оправиться от шока.

— Нет, — отвечает он, вставая во весь рост, и я снова поражаюсь несоответствию наших размеров.

Он может меня раздавить.

На моих губах появляется грустная улыбка. Он и вправду меня раздавил.

— Что ты здесь делаешь, Басс? Хочешь добавить что-то еще к своей мести? Что на этот раз? — Я поднимаю бровь. — Хочешь еще одно видео? Порнушку крупным планом? — Хмыкаю, разъяренная его наглостью.

— Нет, — повторяет он, подходя ко мне ближе.

— Отойди, — машу я перед ним ножом. — Или я тебя зарежу.

— Мне все равно, — говорит он, продолжая наступать на меня.

Его стальные глаза смотрят на меня с безумной интенсивностью, и на секунду я не могу побороть страх, который проходит через меня — но не потому, что он может причинить мне боль. Нет, страх вызван тем, что я могу смягчиться по отношению к нему. А после всего, что он со мной сделал, он заслуживает того, чтобы гнить в