Эта часть нашей операции прошла успешно, и через несколько минут Охламонов тащил меня за руку по мрачным подвальным лабиринтам. Потом он постучал, открылась какая-то дверь, закрылась, открылась вторая, и я увидел компанию молодых людей обоего пола, которые при свете коптилок пировали под большим портретом… Сим Симыча.

— Господа! — закричал Охламонов, и голос его после тишины улиц прозвучал оглушительно. — Посмотрите, кого я вам привел! Наш Классик с нами! Штрафную нашему Классику!

Молодые люди немедленно вскочили на ноги, держа в руках пластмассовые стаканчики. Какая-то девица в длинном до пят черном платье из крашеной мешковины подбежала ко мне со стаканчиком, наполненным до краев.

— Выпейте с нами.

— А кто вы? — спросил я, недоверчиво принимая стаканчик.

— Разве вы не поняли, Виталий Никитич? — улыбаясь спросил Охламонов. — Мы ваши единомышленники. Мы — симиты.

Все присутствующие смотрели на меня с любопытством. Где-то за последним столом, в самом дальнем углу я заметил рассеченный лоб Дзержина.

— Дорогие комсоры, — сказал я, оглядываясь, куда бы поставить стаканчик. — Вы свою гнусную провокацию разработали очень ловко, но она не проходит. Я не симит. В прошлой своей жизни я знал многих людей и с Симом Симычем Карнаваловым был знаком тоже. Но я никогда не был с ним заодно, никогда не разделял его убеждений, и вы меня на такой дешевой мякине не проведете.

Сказав это, я вдруг автоматически, сам от себя того не ожидая, залпом выпил содержимое стаканчика и чуть тут же не свалился с катушек.

Мне приходилось в жизни употреблять и денатурат, и политуру, и тормозную жидкость для самолетов, но такой дряни я все же еще не пробовал.

— Классику ура! — крикнул Охламонов.

— Ура! — закричали другие.

— Кстати, — сказал я, — Классиком я сам себя не называл. Это вы мне эту кличку придумали, а я на нее вовсе не претендую.

— Скромности нашего Классика ура! — опять прокричал Охламонов.

— Слава Симу! — провопил кто-то.

— Да здравствует самодержавие!

Дураки, подумал я, вот дураки. Ну неужели они думают, что меня с моим-то опытом можно поймать на такой дешевке?

— Дзержин Гаврилович! — крикнул я. — А что это ты там в углу прячешься?

— А я вовсе не прячусь, — сказал Дзержин и, выйдя из-за с стола, стал пробираться ко мне. — Я рад, дорогуша, что ты к нам пришел. Я с самого начала знал, что ты наш и что ты нам поможешь. Дайте второй стакан Классику!

Та же девица в черном поднесла мне второй стакан. Я взял его. Мне терять было нечего.

— Так вот, — сказал Дзержин, приблизившись. — Никакой провокации быть не может. Ты можешь нам верить или не верить, но бояться тебе нечего. Ты все равно приговорен Верховным Пятиугольником к забвению. Если даже мы окажемся провокаторами, то мы для тебя все равно ничего худшего не придумаем. Так что доверься нам, давай выпьем, а потом потолкуем.

Разговор с Дзержином

Разговор произошел в здешнем подвальном кабесоте. Собственно, сам разговор я почти не помню. Но вот что сказал мне Дзержин. Наступают очень серьезные события. Во всем Москорепе и на обширной территории Первого Кольца зреет недовольство населения коммунистическими и социалистическими порядками. Движение симитов растет и грозит превратиться в стихийное. В это же время служба БЕЗО (Или, иначе говоря, ЦРУ, — сказал Дзержин. — Понимай как знаешь) получила совершенно точные сведения, что швейцарские врачи приступили к размораживанию Сима. Вероятно, сразу после разморожения он двинется сюда. Его приход неизбежен, но власти готовятся к сопротивлению, которое следует предотвратить. Надо отвлечь их внимание.

— Каким образом? — спросил я.

— Ты должен пойти на уступки, чтобы они сосредоточились на твоем юбилее. Им это настолько нужно, что они положат на это последние силы, а мы этим воспользуемся.

— Кто — вы? — спросил я. — Или вот лично ты кто? Генерал БЕЗО, агент ЦРУ или симит?

— А, — махнул он рукой, — это неважно. — В этой стране уже никто не знает, кто он на самом деле. Во всяком случае, ты должен сделать такую уступку, чтобы власти на нее клюнули, но чтобы Сим сохранился хотя бы и под другим именем.

— То есть? — спросил я.

— То есть… — Дзержин наклонился к моему уху и быстро нашептал свой план.

— Но ты понимаешь, что я лично симовских идей не разделяю и приходу его способствовать не желаю. Пожалуй, я его все-таки вычеркну.

— Уже поздно, — грустно сказал Дзержин.

Юбилей

Это было настоящее столпотворение. Пропуска проверяли, начиная от площади Бдительности. У Большого театра сосредоточились наряды конных внубезовцев, и пробиться к Дому Союзов можно было только сквозь коридор, образованный двумя шеренгами автоматчиков. Меня сопровождали два полковника БЕЗО, причем один из них был дважды Герой Москорепа. Он мне сам сказал, что свои боевые награды получил за создание заградительных отрядов на Бурят-Монгольской войне. (Я выдал бы ему и третью звезду Героя за то, что именно он нашел и вернул мне мои ботинки, которые, как я и думал, были украдены дежурной гостиницы Социалистическая.)

Видимо, чересчур всерьез приняв сведения о моем возрасте, оба полковника поддерживали меня под локотки, дважды Герой заботливо предупреждал, когда впереди оказывалась выбоина или ступенька.

Колонный зал был уже полон. Многочисленные зрители заполняли партер и балконы. Теле- и радиожурналисты суетились со своими камерами, микрофонами и проводами. Через боковую дверь меня провели за кулисы, и я попал в атмосферу всеобщего нервного возбуждения. Под присмотром агентов БЕЗО рабочие сцены перетаскивали детали декораций. Видимо, в конце торжественной части предполагался концерт, потому что я увидел знакомых мне артистов. У левой кулисы разминалась стайка маленьких лебедей. Акробаты Неждановы с безучастным видом сидели друг против друга на табуретках. А перед расколотым зеркалом охорашивалась и сама себе строила глазки певица Зирка Нечипоренко.

— Здоровеньки булы! — сказал я ей.

Она вздрогнула, обернулась и, узнав меня, сказала серьезно:

— Слаген!

В это время появился озабоченный Смерчев.

— Только что в адрес Юбилейного Пятиугольника пришла телеграмма, — сказал он и протянул мне желтый листок, на котором было написано буквально следующее:

"Выступаю походом на Москву. Во избежание излишнего кровопролития предлагаю сложить оружие и не оказывать сопротивления. Сим."

— Вот видите, — жалко улыбнулся Смерчев. — А вы говорите: выдумки.

Я еще раз перечел телеграмму.

— Черт знает что! — пробормотал я. — Метафизика, гегельянство и кантианство. — И повернулся к Смерчеву. — Ну, ничего, Коммуний Иваныч, — попытался я его успокоить. — Вы, главное, не волнуйтесь и берегите свою нервную систему. Сейчас мы этого Сима отменим.