Мы все уселись, и игра началась. Я сразу попал в незавидное положение, получив в собственность Набережную и Парк-плейс. Новички думают, что это элитная недвижимость, не понимая, что она влетает в копеечку. Ценность собственности растет, пока ты идешь вокруг всего поля. Набережная и Парк-плейс — самая дорогая собственность в игре, и строиться на них тоже дороже всего. И, поскольку их всего две, ты теряешь 40 % вероятности, что на них попадут другие игроки. Ты инвестируешь в них кучу денег, строительство затягивается. В это время ты постоянно попадаешь на чужую собственность, а мимо твоей все пролетают, и ты ничего не получаешь. Короче, Набережная и Парк-плейс — это собственность для лохов. Из-за нее ты к концу игры остаешься в ужасном положении, молясь, чтобы хоть кто-нибудь тебе что-то заплатил.

И тем вечером я оказался именно в этом жалком положении.

Уиллоу было семь лет — первая монополия установилась у нее в Иллиноисе, это собственность красного цвета. У меня Вирджиния и Стейтс (фиолетовые), Набережная и Парк-плейс, а еще три железные дороги. Но я — банкрот. Джейден боится моего мастерства, поэтому не хочет заключать со мной сделки. Ему девять, и он отказывается от всех моих предложений выкупить у него Сент-Чарлз и завершить мою фиолетовую монополию. У Джады собственности зеленого цвета, но у нее тоже нет денег на строительство, поэтому она мне не угроза. У Трея собственности сливового цвета, те, что сразу после клетки «Вперед», а еще полный набор светло-голубых собственностей. У него целый квартал — конечно, он потратил почти все, чтобы его отстроить, зато теперь он на поле просто король. Иметь целый квартал на поле — это просто мечта любого игрока, потому что тогда на твои собственности постоянно попадают все игроки.

Пока по всему полю возводились дома и гостиницы, мои жалкие Набережная и Парк-плейс все сильнее вгоняли меня в долги. Петля на моей шее затягивалась все туже. Мне срочно нужно было чудо.

И тут Джада попадает на Пацифик.

— ЕСТЬ! — выкрикнул я и хлопнул в ладоши, заставив механического Рудольфа включиться и медленно повернуться в мою сторону, чтобы посмотреть, кто там шумит.

Пацифик — собственность Джады, поэтому никто не понял, чему я так радуюсь. Неопытному игроку покажется, что ничего не случилось. Но они-то новички, а я — мастер. Кажется, я даже саму Джаду напугал своим восторгом.

— Ты чего радуешься? — спросила она.

— Ты только что попала на Пацифик! — радостно воскликнул я.

Мне не терпелось посвятить всех в то, как глубоко я вник в секреты «Монополии».

— Пацифик находится в шести клетках от Парк-плейс и в восьми от Набережной. Шесть и восемь — статистически самые частые результаты, выпадающие на паре кубиков. Есть шесть вариантов того, как выпадет шестерка — пять и один, четыре и два, три и три, три и три, один и пять, два и четыре. У восьмерки те же шансы — шесть и два, пять и три, четыре и четыре, четыре и четыре, три и пять, два и шесть. Когда ты в следующий раз кинешь кубики, есть 13.89 % вероятности, что выпадет шесть, и столько же, что восемь. А это — почти 30 % вероятности, что, когда ты кинешь кубики, тебе выпадет шесть или восемь! Когда они тебе выпадут, ты попадешь на одну из моих собственностей, на каждой из которых будет по три дома. И тогда тебе, милочка, конец — такого ты себе позволить не сможешь!

Я тут же стал закладывать свои остальные собственности — по сто баксов с железных дорог, семьдесят за Стейтс, восемьдесят за Вирджинию. Еле наскреб, чтобы построить по третьему дому на каждой из своих клеток, что в «Монополии» дает неслабую прибавку: построив третий дом, ты получаешь максимальную прибыль со своих инвестиций.

— Ты уверен, что хочешь так сделать? — спокойно спросила Джада.

— А как же, конечно! — ответил я в предвкушении и подал Джейдену — нашему банкиру — четыреста долларов для совершения моей безумной транзакции. — Тебе точно выпадет шесть или восемь!

Джада все еще была в полном спокойствии и не отрывала от меня взгляд.

— Ты уверен, что хочешь на Рождество выставить свою жену из семейной игры в «Монополию» с детьми?

Я наконец повернулся и встретился с ней взглядом. Я был совершенно уверен, что так и хочу поступить, пока она не сказала это именно так, поставив акценты именно на эти ключевые слова. Жена, семья, дети, Рождество — после этих слов я стал просто уверен, не совершенно.

— Если тебя так задевает игра в «Монополию», тебе не стоит в нее играть, Джада, — в шутку ответил я.

Джада кивнула, медленно взяла кубики в ладонь, потрясла их дольше, чем было нужно, явно пытаясь дать мне шанс передумать. Но я уперся как бык.

Она кидает кубики в центр поля. Мифическая вероятность в 13.89 % стала реальностью на все 100 %.

Четыре и два.

Джада вручила всю свою собственность банкиру-Джейдену, поцеловала на прощание Уиллоу, погладила Трея по голове и отправилась спать.

Да, дорогой читатель, сейчас мне все понятно. Но в то время я работал на совершенно другой операционной системе. Тогда я мыслил следующим образом: как тренируешься, так и будешь драться. Мне казалось, что ради Джады и семьи я был обязан мыслить так и никак иначе. Ради них я должен был думать, как победитель. Ради них я должен был тренировать свой боевой инстинкт. Я был афроамериканцем в Голливуде — чтобы оставаться на высоте, я не мог оступиться ни разу.

Я всегда должен был быть идеален во всем.

У меня ушли долгие годы на то, чтобы понять — на самом деле Джада не играла в «Монополию». Она проводила время с семьей и наслаждалась нашей компанией. Видимо, один я играл в «Монополию». С тех пор я обновил свое программное обеспечение и разработал новую функцию: никогда больше не попадаться ей на глаза с «Монополией».

Папуля научил меня игре в шахматы, когда мне было семь. Когда наступало лето, мы играли с ним почти каждый день. Он выносил доску на заднее крыльцо и постоянно сновал туда-сюда между игрой и грилем. Иногда он играл против нашего соседа, мистера Джона. Со мной он тоже играл, как со взрослым — папуля не считал, что детям надо давать поблажки. Он видел в этом только негативное влияние на детское развитие и их будущую способность выживать в мире. Он уделывал меня игру за игрой, месяц за месяцем, мат за матом, год за годом, пока мне не исполнилось тринадцать.

Ни за что не забуду тот момент. Он обучил меня шахматному дебюту под названием «итальянская партия», или «джоко пьяно». Я много использовал эти ходы. Но сам я тем временем научился играть «испанскую партию» (или «дебют Руи Лопеса»), с которой он был не так хорошо знаком. С этого дебюта игра развивалась спокойно примерно до середины. У меня получалось сохранить сильную позицию. И папуля это понимал. Он больше не бегал к грилю, не отпивал виски из стакана. Он даже не прикасался к своей длинной сигарете, которая так и тлела в пепельнице.

Абсолютная тишина. Абсолютное внимание к каждому ходу.