— Пойдем к окну, там народу поменьше!

— Да я, наоборот, сюда подошла, чтобы тост сказать или послушать, кто что желает…

— Ты уже все сказала, Аня, что могла.

— Роза? Что случилось? Сегодня же у тебя праздник, что такое?

— Конечно, праздник, и лучше всех меня поздравила ты!

Понятно было, что Роза имела в виду не мой королевский букет, похожий на нее саму, и не карточку в косметический магазин.

— Мне передали, ты придумала мне очень обидное прозвище.

Я посмотрела на Розу. Я знаю, кто мог ей это «передать». Только один человек. Зачем только?

— Аня, как ты меня назвала? — Роза стояла передо мной стеной. Ни обойти, ни отвести глаз. Мощная, высокоэнергетическая, живая стена.

— Тебе же передали…

— Нет! Просто намекнули — припечатала. Ну?

Я вздохнула:

— Нецербер…

— Как ты сказала? — Роза дернулась, как ошпаренная, но расправила и без того прямые плечи медленно, царственно.

Что мне было делать?

— Нецербер, — повторила я. — Ты разве не помнишь нашего разговора? Ты еще говорила, что тебе неприятно, если тебя считают…

Роза налилась краской.

— Ты… ты воспользовалась моей откровенностью… Я сразу знала, что не надо было тебя брать… Я же видела, какая ты… Шведка!

— Почему шведка? — удивилась я.

— Без всяких сдерживающих центров! А! — Роза с горечью взмахнула рукой с красивым черным ажурным браслетом, плотно впивающимся в ее запястье.

— Роз, так Не-Цербер же! — засмеялась Лариска, которая до этого стояла молча рядом, пила чай, дуя в стакан. — Что ты обижаешься! Наоборот! Классно! А меня ты как назвала?

— Тебя? Каровна…

— Ка-ак?! Почему Каровна?

— Потому что у тебя в классе птица живет, дети рассказывали, — вздохнула я, видя, как трясет Розу и она быстро пьет ледяной лимонад из пластмассового стаканчика. Выпила, с хрустом смяла стаканчик, бросила на стол…

— Ну живет… — пожала плечами Лариска. — И чё?

— Штраф минус два балла, — машинально сказала я.

— За что?

— За слово «чё». Я думала, что ворона. Потом, когда узнала, что попугай, уже поздно было переименовывать тебя. Привыкла, что ты «Каровна».

— Ну, давай, давай, — прищурилась Роза. — Напоследок уж расскажи, чтобы знали хотя бы, что ты потом в книжке напишешь. Будешь книжку писать?

— Многотомную эпопею, — ответила я и тоже выпила ледяного лимонада. — В стихах. «Война и мир Розы Нецербер». Что-то лимонад какой-то подозрительный у тебя.

— У меня все высшего класса! — ответила Роза. — Это шипучий «Мартини»!

— Да, а почему на бутылке написано «Буратино»?

— Ни почему! Ничего тебе больше не расскажу! Так как ты директора нашего окрестила?

— Маргариту Ивановну? Никак.

— Да? — Роза с подозрением посмотрела на меня. — Ну а Толика Щербакова?

— Роз, да никак! Ну что ты думаешь, я ходила по школе и всем прозвища давала? Есть еще одно прозвище, но я тебе не скажу.

— Говори, — быстро сказала Роза и так крепко взяла меня за плечо, что по спине побежали неприятные мурашки.

— Хорошо, скажу. Пыточный аппарат убери только. — Я аккуратно сняла ее руку с плеча. Какая мне теперь разница? Роза меня уже уволила, и из школы, и из своей жизни, и из нашего общего детства. — Еще я физичку зову Хрюшкой.

— Виолетку? — захохотала Роза, да так, что на нас обернулись несколько встревоженных лиц. — Да точно, Хрюшка она и есть Хрюшка. И я ее буду теперь так звать! Хрюшка Семеновна! Ну-ну, давай говори, кого как еще окрестила!

— Хрюшка — обидно, — заметила Лариска, уписывая третье пирожное. Как она умудряется оставаться размером с десятиклассницу с таким аппетитом? — Что? — поймала она мой взгляд. — Что? Много ем? Я, когда нервничаю, много ем.

— А что это ты нервничаешь, Лариса Каровна? — мягко спросила Роза.

— Да вот, не хочу, чтобы Аньку выгнали…

— Аньку никто выгонять не будет, — так же мягко сказала Роза и выразительно посмотрела на меня. — Она сама уйдет. Не выдержит позора и осуждения коллектива.

Я пожала плечами.

— Может, и уйду.

— Уйдешь как миленькая.

— А то — что? Ты перестанешь меня замечать?

Роза снова стала багроветь.

— Да ладно, девчонки, — замахала руками, испачканными в пирожных, Лариска. — Вы что? Роз, а? Ну вот мне не обидно…

— Конечно, тебе не обидно, — улыбнулась Роза. — Аня, кому ты еще какие клички дала?

— Какая тебе разница? Да пожалуйста, я скажу, просто чтобы не было потом лишних кривотолков. И это не клички. Это… Не знаю, вот меня звали в детстве Даня, потому что я Данилевич. Ты разве не помнишь? Я нормально это воспринимала.

— Не уходи в сторону. Лучше узнать из первоисточника.

— Еще я милую учительницу математики, которая не хочет пятерки всем подряд ставить, назвала Тяфой. Она похожа на положительную ученую собачку из какого-то мультфильма. Тяф…

Тяфкнула я напрасно. Розе было не до шуток.

— Да-а, некоторым людям вредно смотреть мультфильмы, а также получать высшее образование и работать потом вместе с приличными людьми. — Роза приосанилась.

Вот разгадка ее необыкновенного влияния на всех. Мощнейшее энергетическое поле. Она сейчас нервничала, сердилась и когда двигалась, то я просто физически, как ветерок, ощущала колебания ее раскаленных полей.

— Ну-ну, договаривай!

— Хорошо. — Я заставила себя не отступать, хотя и чувствовала рядом с собой опасную вулканическую деятельность Розиного нутра. — Если ты так горишь узнать, Ольгу Ильиничну я назвала Сяпой. Есть такая героиня в детской книжке — лесной хомячок Сяпа.

— Так, ну это ладно! — отмахнулась Роза. — Тяпа, Сяпа… Хомячки, птички… Понятно, значит, больше всех досталось мне. Ну, этого и следовало ожидать. — Роза нервно хохотнула. — Спасибо за хороший подарок ко дню рождения, Аня Данилевич!

Она смяла очередной стаканчик, отшвырнула его в сторону и пошла к другим учителям. Лариска подмигнула мне и тоже ушла, но не за Розой, а к группе коллег, смеявшихся и оживленно обсуждавших что-то у подоконника, на котором выстроились открытые бутылки «Буратино».

Я постояла у стола, полного недоеденных пирожных, смятых Розой разноцветных стаканчиков. Почувствовала, что если я срочно не уйду из столовой, все увидят, как я плачу. Отчего? Я хотела, чтобы Роза порадовалась, что я назвала ее Не-Цербер? Я обиделась на Анатолия Макаровича, Толика Щербакова, что он взял и разболтал то, что я ему рассказала по секрету? Не давай прозвищ. Не делай в песочнице «секретики». Не удивляйся потом, что кто-то твой секретик раскопал и бегает по двору, смеется над тобой, что ты закопала, чтобы найти через много лет, мамину розовую пуговицу и маленький голубой цветочек. Все-то копеечки закапывали…