На практике Глесона ещё не случалось такого, чтобы сообщники пересказывали одно и то же событие с детальной точностью. Кто-то неосознанно спотыкался о свою же ложь и выдавал себя.

Несомненно, Ковальски и Циммерман – птицы совершенно другого полёта, и с ними точно не будет легче. Именно поэтому Уэствуд решил лично с ними пообщаться, потому что другие детективы – менее опытные, не смогли бы обнаружить наиболее скрытые детали.

Когда Уэствуд вернулся за руль своего автомобиля, он поблагодарил Бога за то, что всё обошлось. Он вышел отсюда живым и невредимым – Циммерман даже косвенно не угрожал ему.

Помощник мэра мог бы стереть Пола Уэствуда Глесона с лица земли, если бы захотел. Если он оказался причастен к убийству Густава Забитцера, то ничто не помешало бы сделать то же самое и с инспектором.

Роберт Ковальски производил совершенно другое впечатление, нежели Циммерман. Он был более живым и открытым человеком – предпочитал говорить то, что думает, а не держать многое внутри себя.

С такими было одновременно и проще, и сложнее. Они могли лгать, не обращая внимания на то, как себя выдают, но ни за что не признали бы своей вины, даже если она была очевидной.

В случае с Робертом Ковальски и вовсе уповать было не на что – кровь не являлась даже косвенным доказательством. Эта улика могла лишь привнести предположение, которое с большой долей вероятности оказалось бы бессмысленным.

Уэствуд встретился с ним в ресторане «Lommerzheim», во время обеденного перерыва Ковальски. Он заранее обозначил свою позицию – беседа будет длиться ровно столько, сколько он будет есть.

Уэствуд был не против, потому что выделенного времени ему бы вполне хватило. Он заказал только стакан воды, ибо считал, что никакая ресторанная стряпня не сравнится с тем, что готовит Маргарет. Тем более, цены на трапезу в таких местах ему казались невероятно завышенными, и он считал это расточительством.

Роберт Ковальски – невысокий лысый мужчина с тонкими усами и бородой-эспаньолкой в удовольствии насладиться пищей себе не отказал. Возле него лежал большой стейк слабой прожарки, из которого столь аппетитно вытекал красный сок.

– Я по поводу убийства мэра, как вы поняли, – сказал Уэствуд.

Несмотря на то, что ресторан был почти пуст, он остерегался, что их кто-то может услышать. С другой стороны, ресторан всё ещё оставался общественным местом, а значит, Уэствуд в полной безопасности.

– В последнее время у меня о другом и не спрашивают, – ответил Ковальски.

Он не утруждал себя правилами этикета – ел так, как умеет. Капелька сока стекла по его подбородку, и он небрежно вытер её салфеткой.

– В каких вы были отношениях? – спросил Уэствуд.

– Вы всем членам городского совета задаёте такой вопрос?

– Это расследование убийства, я обязан.

– Мы были в хороших отношениях, – сказал Ковальски. – В очень хороших. Весь наш совет – это большое и крепкое братство.

– У вас нет предположений, кто мог бы желать неприятностей Густаву Забитцеру?

– Кто угодно. Мы братья, я не отрицаю этого, но позиции рано или поздно меняются. Вам ли в полиции это не знать? Если освободится место начальника участка, вы будете претендовать на вакансию? Я бы сделал всё ради этого. Это политика, инспектор.

– Выходит, виновным мог оказаться кто угодно?

– Абсолютно. Мы не просвещаем друг друга в наши планы. Если кто-то задумал убийство герра Забитцера, то никому бы об этом не рассказал. Тайна, которую хранят двое или больше, перестаёт быть тайной.

– Во время вашего заседания перед отъездом герра Забитцера в Берлин в совете не было конфликтов?

Уэствуд знал, что не получит ответа на этот вопрос, но задать его для галочки был обязан.

– У нас не бывает конфликтов, – ответил Ковальски. – Согласование, регулирование – что угодно, но не конфликты.

Глесон всегда считал, что в эмоциональном человеке проще распознать ложь. Но сегодняшний случай был совсем другим – все слова Ковальски можно было истрактовать и как правдивые, и как ложные.

– Людвиг Циммерман, к примеру, не был решительно против чего-либо?

– Циммерман? Своенравная личность. Упрямая личность. Но он последний, кто решится на убийство из-за своих амбиций. Дороже всего ему своя репутация, и запятнать её равносильно смерти.

– А если не выдавать себя?

Ковальски засмеялся и едва не подавился куском стейка. Уэствуду показалось, что в него брызнула капелька слюны, но он вежливо сделал вид, будто ничего не произошло.

– Вы же из полиции, инспектор, – сказал советник. – И не меньше меня знаете, что всё тайное когда-то становится явным. А сила слухов? Её никто не отменял. Малейшее подозрение оборачивается крахом. Народ у нас такой – хлебом не корми, дай посплетничать.

– Полностью согласен, – кивнул Уэствуд. – Как вы знаете, убийство герра Забитцера состоялось как раз во время празднования дня рождения Себастиана фон Рихтера. Вы же тоже там присутствовали?

Уэствуд ожидал, что прямо сейчас Ковальски изменится в лице, но этого не произошло. Он ни на секунду не отвлёкся от сочного стейка.

Глесон тоже почувствовал голод.

– Конечно, – улыбнулся Ковальски. – Как от такого можно отказаться?

Человеку, для которого пища на первом месте, скорее всего, сложно.

– Полагаю, Людвиг Циммерман тоже?

– Да. Пить он не любит, но любит внимание. А где, как не на дне рождения у богатейшего человека города, его к себе привлечь?

Уэствуд не знал, как работает известность, но слова Ковальски звучали убедительно.

– Вы присутствовали там до самого конца? – спросил Уэствуд.

Это была уже вторая возможность обнаружить что-то неестественное в поведении Ковальски, но этого снова не случилось. Он доел стейк, с трудом сдержал отрыжку, и приступил к салату.

– Естественно, – сказал советник. – Покидать торжество, пока не съедено последнее блюдо – неуважение к имениннику.

– У следствия есть основания полагать, что вы и Людвиг Циммерман присутствовали в отеле «Фридрихграбен» во время преступления.

На этот раз лицо Ковальски слегка скосилось, но это было естественной реакцией. Скорее всего, он рассчитывал на нечто подобное, но должным образом подготовиться не смог.

– На чём основаны эти подозрения? – серьёзным голосом спросил он.

– Густав Забитцер был застрелен из редкого револьвера, которым владеет Людвиг Циммерман. И, на месте преступления была найдена ваша кровь.

– Насколько она моя?

Ковальски не удивила новость о том, что мэр скончался от пули, а не от огня. Это вызвало подозрения у Уэствуда.

– Группа крови и класс Проксимы совпадают, – сказал инспектор.

– Этого слишком мало для выдвижения обвинений. Я готов сдать анализы крови вашей лаборатории, дабы больше не участвовать в этом.

– Благодарю вас за понимание.

– Как вас зовут, инспектор?

– Пол Глесон.

Ковальски задумался, якобы