— Я слышал, тебе нанесли серьезную рану. Почему ты в седле?

— Конечно же, чтобы воевать с тобой, — проворчал Сулейман.

— Ты хочешь состязаться со мной в силе или воевать всерьез?

— Разумеется, всерьез! — зло ответил Сулейман. — Кавары напали на селения аретаев и засыпали наши колодцы!

— Вспомни Красный Камень! — крикнул телохранитель из племени ташидов.

— Вспомни Два Ятагана! — крикнул человек из охраны паши Бакахов.

— Никакой пощады тем, кто убил воду! — прорычал кто-то из луразов.

Всадники выхватили ятаганы. Я прикрыл лицо материей. Никто не обращал на меня внимания. Шакар взглянул на меня один раз, нахмурился и отвернулся.

— Смотрите! — воскликнул Гарун и показал на привязанных к его седлу обнаженных пленников. — Поднимите руки, слины! — приказал он.

Пленные подняли над головой связанные руки.

— Видите? — спросил Гарун.

— Кавары! — крикнул человек из племени равиров.

— Нет! — оборвал его Сулейман. — Посмотрите на ятаган на предплечье! Острие указывает на тело! — Он взглянул на Гаруна. — Эти люди не кавары.

— Нет, — сказал Гарун.

— Аретаи разорили оазисы каваров! — закричал телохранитель паши племени та'кара. — Они засыпали колодцы!

— Нет! — заревел Сулейман, схватившись за рукоять ятагана. — Это ложь!

Поднялся невообразимый шум. Наконец Гарун поднял руку.

— Сулейман сказал правду, — произнес он. — Аретаи не совершали набегов в этот сезон, а если бы и совершили, они не стали бы разрушать колодцы. Они — из Тахари.

Это была высшая похвала, которую мог сделать представитель другого племени.

— Кавары тоже, — отчетливо произнес Сулейман, — из Тахари.

Крики стихли.

— У нас ecть общий враг, который старается стравить нас между собой, — сказал Гарун.

— Кто? — спросил Сулейман.

Гарун обернулся к связанным пленным. Они опустили руки и повалились на колени.

— Кто ваш хозяин? — гневно спросил Гарун.

Один из несчастных поднял голову:

— Тарна.

— Кому она подчиняется?

— Абдулу, соляному убару, — пролепетал человек и опустил голову.

— Ничего не понимаю, — пожал плечами молодой хан таджуков.

В левой руке он держал черный кожаный щит, в правой — тонкое черное копье из древесины тема. На поясе хана висел ятаган. Он носил тюрбан и откинутый на плечи бурнус. У хана были живые черные глаза с эпикантусом. К седлу он приторочил шлем причудливой формы с полукруглым султаном. Подобная воинская мода пришла явно не из Тахари. Молодой хан сердито переводил взгляд с одного лица на другое.

— Я приехал сюда воевать. Вы что, не собираетесь биться9

— Битва будет обязательно, — ответил Гарун, смерив хана внимательным взглядом. Затем, посмотрев на Сулеймана, он произнес:

— Я говорю от всего сердца. Кавары и все подчиненные им племена переходят под твое командование.

— Я слишком слаб, — ответил Сулейман. — Я еще не оправился от раны. Лучше ты командуй аретаями и всеми, кто готов биться на их стороне.

Гарун посмотрел на молодого хана таджуков:

— Ты готов мне подчиниться?

— А ты поведешь меня в бой? — спросил хан. — Да.

— Тогда я пойду за тобой. — Молодой хан поворотил кайила, потом, словно вспомнив что-то важное, развернулся: — Кто будет драться на твоем левом фланге?

— Таджуки, — сказал Гарун.

— Айййи! — закричал молодой хан, поднялся в стременах, потряс копьем и поскакал к своему войску.

— Может быть, тебе стоит вернуться в Девять Колодцев? — спросил Гарун Сулеймана.

— Нет, — произнес Сулейман — Я буду следить за дисциплиной своих людей

Паши и их телохранители вернулись к своим отрядам

— Может, прикончить этих слинов? — спросил Барам, указывая на стоящих на коленях пленников. Они прижались головами к земле и дрожали от ужаса

— Нет, — ответил Гарун. — Отвести их к шатрам и заковать в цепи, как рабов. Рабов у нас будет много. Выручим за них хорошие деньги в Торе.

Воин взял веревки, которыми были привязаны к седлу Гаруна пленники, и потащил их с поля боя.

Со всех сторон звучали команды. Войска перестраивались. Скоро по пустыне двинулось гигантское войско. В центре шли кавары и аретаи. На правом фланге ехали та'кара и луразы, бакахи и ташиды, чары, кашани и равири. На левом фланге находились ти, араны и зевары. На самом его краю в сорока шеренгах шли таджуки.

Позади нас с Гаруном растянулись цепи племен Тахари.

— Как обстоят дела в стране дюн? — спросил Гарун.

— Хорошо, — ответил я.

Он накинул на плечи накидку от ветра.

— Вижу, ты до сих пор носишь на левом запястье кусочек шелка?

— Да, — ответил я.

— Пока мы едем, расскажи, что произошло в стране дюн, — сказал он.

— Я сделаю это с удовольствием, — поклонился я. — Только скажи, каким именем тебя называть?

— Называй тем, которое знаешь лучше всех, — произнес он.

— Хорошо, Хассан, — улыбнулся я.

В исходе сражения, состоявшегося в двадцати пасангах от касбаха соляного убара, никто не сомневался. Одно то, что Ибн-Саран вообще вышел нам навстречу с двадцатью пятью тысячами наемников, делает ему большую честь.

Его почти мгновенно окружили. Наемники сообразили, какие силы им противостоят, только после того, как наши войска заняли ближайшие холмы. Мы превосходили противника численно в четыре или пять раз. Солдаты Ибн-Сарана, видя, что пути к отступлению отрезаны, бросали на песок щиты, втыкали в землю копья и ятаганы и спешивались. Тем не менее личная охрана соляного убара, те самые люди, которые сражались вместе с Тарной, оказали ожесточенное сопротивление. Мне удалось приблизиться к Ибн-Сарану на расстояние ста пятидесяти ярдов, Хассан или Гарун, высокий паша каваров, дошел до двадцати ярдов, он рубился как бешеный, но все равно был оттеснен стеной щитов и лесом копий. Тарну в бою я не видел. Ее люди сражались под командованием Ибн-Сарана. Полагаю, ее просто лишили права командовать.

Ближе к вечеру Ибн-Саран и четыреста человек охраны прорвали наши ряды и ушли на северо-запад.

Мы не стали их преследовать.

— Он укроется в касбахе, — сказал Хассан. — Оттуда его будет очень трудно достать.