Здесь все ясно. Хотя упомянутое постановление помогает интерпретировать случаи контрабанды людей, организации проституции, наркоторговли и других подобных классических преступлений, характерных для организованной преступности, ни уголовный кодекс, ни постановление Курии не исключают применения положений этих документов и в таких случаях, когда значительная часть членов преступной организации представляют слой высшего руководства, больше того, когда именно они составляют определяющий элемент, направляющий деятельность преступной организации, то есть представляют не организованное криминальное подполье, а организованное криминальное «надполье».

Заключенная в 2000 г. Палермская конвенция против транснациональной организованной преступности, ратифицированная Венгрией в 2006 г.[250],тоже не исключает того, что борьба может вестись не между организованными преступными группами и представителями государственной власти, а сами представители государственной власти могут составлять ядро преступной группы.

В связи с заключением Палермской конвенции экспертная группа Совета Европы по уголовному праву и криминалистическим аспектам организованной преступности (PC-S-CO) определила те признаки, на основании которых можно говорить о наличии преступной организации. Установленные этой группой критерии делятся на обязательные и факультативные. И можно видеть, что с помощью критериев, используемых экспертной группой для определения мафии, то есть организованного криминального подполья, как и с помощью Уголовного кодекса Венгрии, можно описать и деятельность организованного криминального «надполья», то есть мафиозного государства. Обязательные и факультативные критерии различаются в Конвенции следующим образом.

Обязательные критерии:

Факультативные критерии:

Даже непосвященному читателю не составит труда установить соответствие между этими критериями и персонами и событиями в мафиозном государстве. «Что такое “фомка” по сравнению с акцией? Что такое налет на банк по сравнению с основанием банка?» – спрашивает Мэкки-Нож из «Трехгрошовой оперы» Б. Брехта. В случае мафиозного государства мы тоже можем спросить, что такое правонарушение по сравнению с правотворчеством? Что такое грабеж по сравнению с отъемом собственности средствами законодательства? Что такое превышение полномочий начальника на работе по сравнению с направляемыми из властного центра чистками? Что такое взлом какого-нибудь сайта по сравнению с незаконным лишением частоты вещания? И так можно перебрать все сферы нашей жизни, где институты публичной власти являются не стражами законности и гражданского равноправия, а, наоборот, институционализированными органами произвола, служащего частным интересам.

Вопрос уже не в том, как можно интерпретировать с правовой точки зрения такие случаи, когда «согласованная деятельность трех или более лиц», вопреки предположительным ожиданиям венгерских законодателей и экспертной группы Совета Европы, относится не к мафиози из криминального подполья, а к членам организованного криминального «надполья», иногда занимающим должности в органах публичной власти. Вопрос в том, как можно привести в движение механизм правосудия в мафиозном государстве, как можно активизировать общество, еще не вполне парализовaнный иммунитет публичной власти. Конечно, ответ на этот вопрос уже выходит за пределы «описательной», «понимающей» социологии.