Я как-то не обратила на эту новость внимания. Ну, Гриша и Гриша. Если мама не против, пусть у нее поживет, все-таки веселей.

С очередной зарплаты я купила билет на поезд, который должен был доставить меня в пункт назначения 30 декабря 1987 года. Маршрут предполагал пересадку, но это были такие мелочи, о которых не стоило даже задумываться, главное – попасть домой, к маме. В сельпо я подобрала синюю шерстяную кофту с вышитыми белыми цветами, похожими на морозные узоры на окне. Пятидесятого размера не оказалось, и я купила пятьдесят второй, потому что после стирки шерсть обыкновенно садится, и маме будет в самый раз. Еще в тот день я опять прикупила пряников, двести граммов «Мишки на севере» и пачку индийского чая со слоном, чтобы угостить тетю Оку. Все это съестное богатство я выложила в горнице на столе, а кофту решила примерить, хотя, понятно, она была мне теперь катастрофически велика, но так хотелось просто покрутиться перед зеркалом, пока тетя Оку на рыбалке. В окошко не видно было ни зги, но я знала, что тетя Оку сидит на льду возле лунки и должна вернуться после пяти часов, потому что боялась волков, которые совсем озверели этой зимой и так и шастали ночами в окрестностях, норовя схватить зазевавшуюся собаку, а то и человека, им-то разницы нет, кем подкрепиться, когда голод прижмет.

В доме было тепло. В горнице на стене висел портрет молодой тети Оку, который я разглядывала, только когда хозяйки не было дома, в остальное время стеснялась. На фото у тети Оку были накрашены губы, а волосы уложены короной вокруг головы. Она смотрела светлыми глазами прямо перед собой, в камеру, и была очень серьезной, даже складочка наметилась между бровей. Сложно сказать, была ли она красавицей, просто крепко скроенная деревенская девушка, способная к тяжелой работе, это было заметно по грубым, сильным рукам, лежавшим у нее на коленях. А слева и справа от фотографии тети Оку висели портреты ее сыновей. Младший, Шаша, был коренастый блондин с широким открытым лицом. А старший, которого, кажется, звали Ийво, Иван, – здоровенный детина с черными усами и огромным носом, скорее похожий на кавказца. И я подумала, что они, наверное, от разных мужей. И пока я стояла напротив этих портретов, желая прочитать на лицах судьбу этих простых деревенских жителей, скрипнула входная дверь и в сени кто-то вошел. Я подумала, что это вернулась с рыбалки тетя Оку, однако неожиданно услышала грубый голос:

– Есть кто живой?

В горнице стоял коренастый широкоплечий парень в шерстяных носках и сером свитере грубой вязки. От него пахло морозом, табаком и немного рыбой. Я узнала его, это был Шаша.

– Училка, что ли? – спросил он грубовато, когда я вышла из своей комнаты. – Мне мамка писала, что навязали ей квартирантку…

– Да… – я смутилась, не зная, как отреагировать на его откровение.

– Мамка-то где? На рыбалке? Ну да, ее ж хлебом не корми… А ты чего замешкалась? Давай чайник ставь! И вообще пожрать дай чего.

Для чая существовали электроплитка с одной спиралью и огромный алюминиевый чайник, который тетя Оку велела наливать только до середины, иначе он слишком много электричества забирал, а оно, как водится, не казенное. Я так и сделала. Начерпала из ведра воды на полчайника и включила плитку. Шаша тем временем по-хозяйски достал из печи горшок со щами, которые там томились с утра, попутно все-таки поинтересовавшись, как меня зовут, и велел накрывать на стол, то есть хлеба там нарезать побольше, ну и рюмку, конечно, налить за знакомство.

Я запомнила, что в сенях тетя Оку держит кадушку с солеными грибами, но есть ли в доме водка, честно говоря, не знала. Настойка была, да, еще целая бутылка стояла в буфете, которую я и предложила Шаше, однако он только выругался, мол, сама этот компот пей, а мне чего покрепче давай, для начала грамм двести.

На счастье, вернулась тетя Оку с парой налимов. Оставив добычу в сенях, на холоде, она расцеловалась с Шашей и непривычно громко выразила свою радость: «Шашенька!». Смахнув слезинку кряжистой ладонью, тетя Оку обняла сына, и в этот момент стало особенно заметно, что они будто вырезаны из одного куска дерева – плотного, сухого, закаленного на ветру, из такого были вырублены лавки в доме тете Оку и кровать, которая стояла в моей каморке, половицы в горнице и старое корыто в бане…

Тетя Оку, кряхтя, полезла в подпол – я подумала, что Шаша мог бы слазать туда и сам, – и вернулась с большой бутылью мутной жидкости, оказавшейся самогоном. Самогона я никогда не видела, и мне было интересно, что же в нем такого хорошего. Но стоило тете Оку откупорить бутыль, как по комнате поплыл тошнотворный дух, и тетя Оку даже помахала в воздухе полотенцем, разгоняя вонь.

– Садись, – коротко велела она мне.

Я послушно села. Тетя Оку на правах хозяйки поставила передо мной стакан и налила до краев.

– Ну, со свиданьицем! – тетя Оку осторожно поднесла свой стакан к губам, отхлебнула и невпопад произнесла по-карельски что-то вроде «из ничего уха не получится».

– Ну а ты чего? – выпив, спросил у меня Шаша.

– А я водку не пью, – я попыталась вежливо увильнуть, но почему-то быстро поняла, что не получится.

– Это не водка, во-первых, – ответил Шаша. – Во-вторых, если ты со мной не выпьешь…

– Тогда что?

– Тогда узнаешь чего, поняла?

И я действительно поняла, что будет гораздо хуже – и мне, и, может быть, тете Оку. Отправив в рот соленый гриб и задержав дыхание, я поднесла стакан к губам и отпила совсем немного, с гулькин нос. И то меня чуть тут же не вырвало прямо в тарелку. Отвернувшись и зажав рот ладонью, я перетерпела дурноту.

– Ну так это ж другое дело! – Шаша залпом хлопнул второй стакан. – А ну-ка давай догоняй!

Он заметно повеселел и вроде даже немного подобрел, рассказал пару анекдотов про Горбачева, из которых я абсолютно ничего не поняла, потому что голова у меня побежала с одного глотка. Мне сделалось очень тепло, я сидела и думала, какая все-таки хорошая у меня тетя Оку и как замечательно, что к ней наконец приехал сын Шаша. Еще я думала, что мне, наверное, придется научиться пить водку или даже самогон, потому что все кругом пьют, и если ты вдруг не пьешь, то это как будто ты против них что-то имеешь. И я выпила свой стакан до самого дна.

Вроде бы ничего особенного не случилось, но вскоре меня потянуло в сон. Не помню, как я добралась до своей каморки, стянула теплые рейтузы и свитер, нырнула под одеяло и мгновенно провалилась в черное забытье. Мне снилось озеро с тяжелой свинцово-серой водой. Под водой кругами ходили крупные рыбы, их сильные блестящие спины то и дело мелькали на поверхности, а потом скрывались в глубине. А я плыла на лодке без весел и, опустив в воду руку по локоть, пыталась поймать этих рыб, но они ускользали от меня. Но вдруг одна небольшая упругая рыбешка с резким запахом сама прыгнула ко мне в лодку.

Я очнулась оттого, что Шаша схватил меня за волосы и попытался засунуть мне в рот свой вонючий член.

2017

Рассказывают, что волки совсем обнаглели и ночами стали наведываться в Сонь-наволок. Об этом сообщил Сергею сосед, предупредив, что не стоит выпускать во двор без присмотра домашних животных, а вечерами следует передвигаться осторожнее. На днях в окрестностях видели двух волков. Сергей сказал об этом мне, посоветовав в его отсутствие не высовывать за дверь носа. Это опять напомнило мне сказку про Красную Шапочку, хотя я до сих пор не понимаю, как это мама могла отправить дочь к бабушке через лес, зная, что поблизости рыщет волк. Хотя в детстве родители точно так же со спокойной душой отправляли нас погулять, не беря в голову, что во дворе к девочкам может подойти дядька-маньяк, попросить в чем-то ему помочь, и пионерки с радостью согласятся…