Теперь рассмотрим следующий пример. Два человека, C и D, смотрят матч между командами «Нью-Ингленд Пэтриотс» и «Майами Долфинс». «Пэтриотс» забивают, счет становится в их пользу. C и D кричат «Yes!» и «дают пять». Этими совместными действиями они показывают, что им знакомы игра в американский футбол и понятие «гол», что они оба ценят «Патриотов» выше, чем «Дельфинов», знают жест «дай пять» и случаи его применения. Также они оба знают, что «болеют» за одну команду, что придает смысл всему вышеописанному.

Из такой культурной деятельности складываются знания, чувство принадлежности к сообществу и общая коммуникация. Эта деятельность служит примером того, как существование в культуре и применение языка участвует в формировании личностей и сообществ. Из таких действий создаются индивидуальный опыт и способность понимать действия и речь других членов культуры. В качестве примера того, насколько невысказываемой является значительная часть культуры, следует рассмотреть ряд провалившихся попыток коренных народов Северной Америки заключить договоры с европейскими иммигрантами-завоевателями.

Известное историческое событие — договор у Медисин-Лодж, Канзас, подписанный в 1867 г. между арапахо, кайова и команчами с одной стороны и Правительством США — стал одним из примеров неудачной коммуникации между европейцами и местными племенами. Причина неудачи заключалась в различиях в области невыражаемого культурного знания, информации, необходимой для интерпретации того, что вслух не произносится. Договор выглядел обманчиво простым, однако различия в его культурных интерпретациях привели к серьезному недопониманию между сторонами. Настолько серьезному, что это грозило войной. Местные ожидали одного. Правительство ожидало другого. И те и другие были правы в своей трактовке слов. Это вообще часто является причиной непонимания между людьми, культурами и народами. Непонимание сводится к роли культуры, заполняющей пробелы в языке и служащей основой интерпретации языка. Рассмотрим подробнее проблемы, возникшие между сторонами договора у Медисин-Лодж.

Вот уже более века антропологи спорят по поводу определения культуры. Члены одной семьи, племени, общества или народа определенно разделяют некоторые знания, ценности и отношения. Они могут одинаково говорить. Могут одинаково одеваться. Одинаковые вещи могут вызывать у них отвращение. Они все могут предпочитать пить кофе из блюдца.

Потому возникает естественный вопрос: что такое культура? Культура — это невыражаемое знание и внешнее проявление социальных ролей, ценностей и обычаев, разделяемых членами общества. У каждого из нас есть множество социальных ролей. Я отец, учитель, администратор, муж, покупатель, пациент и исследователь. Каждая из этих ролей признается большинством членов моего сообщества. В той мере, в которой они признаются, мое сообщество разделяет со мной знания об этих компонентах культуры. Культура характеризует и формирует нас. Даже если наши роли кажутся универсальными, например «отец», эта универсальность может быть поверхностной. Есть итальянские отцы и американские отцы (которые могут быть похожи), однако понятие «отец» не идентично в разных культурах. Вероятнее всего, при сравнении двух культур роли отцов будут где-то пересекаться, но не совпадать полностью. Даже отцы, относящиеся якобы к одной культуре, могут серьезно различаться в плане социальной роли в разное время.

В некоторых сообществах принято считать, что отец должен заботиться о своей семье. В таких сообществах предполагается, что отец обязан обеспечивать детям пропитание, одежду и жилище. В западных обществах и сообщества, и сами отцы обычно считают, что хороший глава семейства помогает детям со школьными заданиями, поднятием тяжестей и вообще с такими вещами, которые детям слишком тяжело делать самостоятельно. Отцы, относящиеся к другим поколениям, разделяют точно такие же убеждения и ценности. Но эти ценности не идентичны в разных культурах. Отец-пираха не станет брать на руки ребенка, который ушибся или поранился, чтобы успокоить. Он ожидает, что ребенок будет усердно трудиться и не станет жаловаться на усталость во время долгого перехода по джунглям. Он не станет предлагать помощь во многих ситуациях, где американский отец сделает это не задумываясь. Его индивидуальные ценности отчасти основаны на ценностях других членов сообщества.

Но отцы, относящиеся к разным поколениям, тоже могут очень сильно отличаться. Ценности, разделяемые многими представителями поколения моего отца, включают такие вещи, как приемлемость телесных наказаний, ожидание того, что женщина возьмет на себя большую часть работы по дому, а желания и приказы мужчины будут беспрекословно исполняться, а также отсутствие у детей права голоса при решении семейных вопросов. Эти отцы при возникновении разногласий между учителем и ребенком часто принимали сторону учителя. Они воспринимали ребенка и все, что у него может быть, как продолжение себя и своего имущества. Отцы, относящиеся к поколению моих детей, напротив, обычно избегают телесных наказаний, рассматривают семью в качестве союза равных, не ожидают беспрекословного подчинения по любым вопросам, часто помогают с уборкой и почти всегда встают на сторону ребенка при возникновении конфликтных ситуаций в школе. Отцовство в 1950-х гг. — совсем не то же самое, что в XXI в. Все потому, что культурная роль «отца» определяется изменяющимися культурными ценностями.

Если моя краткая сводка об эволюции отцовства в течение последних лет хоть в чем-то верна, тогда тот факт, что изменения затрагивают целые поколения, указывает на наличие разделяемых ценностей — культуры. Отчасти в этом и состоит значение культуры для группы. Все культурные роли демонстрируют сходные диахронические, географические, экономические и прочие изменения в зависимости от времени, пространства или популяции. Если перейти от ролей к убеждениям или от убеждений к общим понятиям, общим фенотипам (напомним, фенотип — это внешность и поведение индивида), сходствам в еде и музыке, то обнаружим множество примеров того, как разделяемые знания формируют различные культуры.

Отчасти эти общие психические элементы возникают в ходе жизни индивида, по мере накопления у него знаний и опыта взаимоотношений. В определенном смысле накапливаются они в нашем разуме и теле. У людей, выросших в одном сообществе, сходный опыт: климат, телевидение, еда, законы и ценности (например, жир — плохо, честность — хорошо, усердный труд — благочестиво). Эпизодическая и мышечная память скрепляет многообразие наших переживаний, а культурный опыт хранится в нас самих. Вероятно, наше «Я» или, по крайней мере, «чувство Я» — не что иное, как набор воспоминаний и апперцепций.

Как один человек понимает, что другой человек является частью той же культуры? Индексы могут воспринимать представители любой культуры, в действительности даже представители большинства видов. Они являются необходимыми для выживания подсказками для ориентации в среде. Поэтому мы понимаем, что способность связывать репрезентацию и форму — это древняя способность, присущая всем представителям рода Homo. Люди никогда не жили без нее. Однако для иконических знаков необходимо уже нечто большее. Создавая иконический знак или просто подбирая его в готовом виде, тот, кто его воспринимает, должен понимать, что у него есть физическое сходство с объектом репрезентации. Понимание индексов, иконических знаков или символов — это интенциональный акт, прямой или косвенный. (В силу того, что понимание означает хотя бы молчаливое осознание связей между знаком и предметом, на который он ссылается.) Однако индекс неинтенционален. Никто не планирует, что отпечаток ноги будет ассоциироваться с человеком. Это происходит само по себе.