Он приблизился ко мне и взял за плечи, словно хотел как следует встряхнуть. А я... Я готова была броситься в его объятья - и хоть к черту на рога, только бы он рядом. Но порыв иссяк за секунду. Я сдержалась. Подняла голову и посмотрела в его глаза.

- Миша, что я там буду делать? Сидеть в твоем доме, пока ты будешь тренироваться,  ходить по вечеринкам и встречам? И смотреть потом на эти фото?

- Фото только с тобой. Мы же будем везде вместе, разве нет?

- Я не знаю. Ни языка, ни людей, ни того мира вообще. Я буду там не у дел. Я буду там не нужна.

- Что? Ты будешь нужна! Ты мне сейчас нужна, Вера!

- Но мне этого недостаточно, пойми, - убито сообщила я. - Я привыкла быть одна. Но я не привыкла жить без работы. Я сойду с ума. Просто слечу с катушек. Мы же уже говорили...

Миша потянул меня к себе, но мне хватило сил отстраниться.

- Почему не сказала об этом раньше? Я думал, тебе нужно время. Уладить дела, привыкнуть к свободе. Ты начала учить язык, но только я спрашивал, не пора ли мне приехать, как ты начинала злиться и обрывала разговор. Я не хотел тебе мешать.

- Я говорила, что для меня работа - как для тебя бокс. Я не могу ее бросить!

- Я тебя понял. Мы что-нибудь придумаем. Там десятки воолонтерских организаций. Не думай, что за океаном людям не нужна помощь.

- Но я плохо знаю язык...

- Мы найдем переводчика на первое время.

Я молчала, не зная, что сказать. Слишком эфимерными казались мне обещания Миши сейчас, после вчерашнего инцидента. Будто он просто пытался загладить свою вину таким образом, слабо представляя, как я буду искать себе дело в Штатах.

- Вера?

- Я думаю, сначала надо во всем этом разобраться, а только потом...

Миша взялся за лоб и, запрокинув голову, отвернулся.

- Фууух... Вера, это все... Почему ты не даешь нам шанса? - он хмуро посмотрел на меня. - Разве только в работе причина?

- Я не хочу все делать впопыхах.

- А сюда ты устроилась не впопыхах? Чего ты боишься? Меня? Моей жизни там?

- Нашей жизни там. Я не боюсь, но я не готова...

- К чему? Ты меня запутала. Если ты о работе, мы найдем тебе дело. Я обещаю. Поехали.

Я покачала головой.

- Не сейчас.

- А когда, черт возьми?! Когда? Когда ты будешь цепляться к каждой фотке? Искать причину, чтобы во всем обвинять меня? Я спрашиваю "что", а ты не можешь ответить! - Михаил мотнул головой, сбавляя обороты. - Я тоже в свое время многим рисковал, бросив команду здесь и уехав в Штаты. И там у меня никого не было.

- Но я не ты! Я не могу вот так взять и все бросить! Я жила этим десять лет! Работой, не отношениями!

- И ты не хочешь ничего менять... Как бабушка и говорила.

Я замолчала. Упоминание о Маргарите Васильевне было ударом под дых.

- Зачем ты приехал? - сухо спросила я.

- Попросить прощения, - в тон мне ответил Миша. - И напомнить, что я тебя люблю. Но, похоже, тебе этого мало.

- Наверное, это так.

- Потому что меня ты не любишь.

- Я говорила тебе, что мне сложно...

- Сложно что?! Расстаться с могильными плитами?! Признаться мне, что любишь или наоборот?! Кем я должен стать, чтобы ты была рядом? Немощным, больным, нуждающимся?!

- Миша! Хватит!

- А может, мне лучше сдохнуть?! Тогда сможешь дать ответ?!

Часто дыша, сдерживая гнев и обиду, едва не сорвавшись на крик, я вскинула руку, указывая на выход и отчеканила:

- Уходи.

Михаил, шагнув вперед, нависнул надо мной, глядя и зло, и печально.

- Я бы все изменил, если бы ты позволила, - глухо произнес он. - Но в одни ворота у нас играть не получится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Сказал это и ушел. А я снова промолчала, сглатывая обиду, смотря ему вслед и понимая, как Маргарита Васильевна была права насчет нас.

Как объяснить людям, живущим в любви, почему ты, сердцем понимая, что тебя любят, не можешь пойти человеку навстречу?

Чтобы быть любимой, надо уметь любить - вот и все.

Я не представляла, что делать теперь с нашими отношениями.

Был он, Михаил Белоозеров, которого я знала слишком плохо или убеждала себя в этом, любящий меня и, по его словам готовый на все. И была я, боящаяся полетов, разговаривающая с умершими близкими, единственными людьми, любившими меня, и не переносящая насилия.

Мы застряли на пересечении наших путей и тянули друг друга в разные стороны, как два упрямых паровоза.

Мне хотелось, чтобы он приехал в Россию.

Ему - чтобы я уехала в Штаты.

Только он сказал мне, что любит меня, а я ему так ни в чем и не призналась.

Он ушел, а я осталась одна.

Хотя нет. Со мной, как всегда, была моя работа.

Прошло три месяца.

- Ты ставки делал?

- Ага.

- Ну и на кого?

- На Белоозерова.

- Патриотизм?

- Объективный взгляд. Ферджис не тянет на его уровень.

- Белоозеров после травмы. Не, честно, продует он свои пояса.

Двое мужчин, проходящих медкомиссию, беседовали в кассе, дожидаясь договора. Я стояла у соседнего окна, получая список услуг, оплаченных родственницей одного из моих пациентов.

Завтра Михаил впервые после травмы должен был выйти на ринг. Бой по Москве проходил рано утром, я в это время добиралась до работы и принимала смену. Это было неважно, потому что я все равно не собиралась смотреть, как его бьют. Или как бьет Архангел.

Я получила у бухгалтера нужную информацию, отложила документы в личное дело и засобиралась домой. Три месяца назад, почти сразу после нашей с Мишей ссоры, как будто в насмешку, на билборде у дороги, видного из окон моей квартиры, появилась реклама дилерского центра Мазерати. Теперь каждое утро я смотрела на Михаила, снимающего черные солнцезащитные очки, стоящего, прислонившись бедром, к огромной черной машине с трезубцем на лейбле.