— Нет, теперь я вас узнала. Вы были без очков — я еще колебалась. Но теперь — это точно вы, я видела вас в «Эль», недавно, читала статью, писали, что вы стерва, а вы вполне симпатичная, для следователя.

Ориан сделала вид, что не слышала оговорки.

— Однажды, — начала она, — Эдди Ладзано говорил мне о своем корабле в Люксембурге. Вначале я приняла это за шутку, потом подумала, что в Люксембургском саду действительно есть кораблики.

Камилла была в нерешительности. Когда она в последний раз видела Ладзано, тот доверил ей свой великолепный миниатюрный парусник, попросив беречь его и никому не давать. Только она, она одна, могла запускать его в водоем, если возникнет желание, но бережно и без зрителей. Он заставил ее дать слово, что хранить парусник она будет в его специальном деревянном футляре подальше от игрушек, даваемых напрокат. И в самом деле, эта «белая птица» стала как бы амулетом Камиллы. Немного эгоистично она подумала, что, отдав следователю этот ценный и редкий предмет, похоже, вызывающий зависть, она навсегда расстанется с ним.

— Он… я хочу сказать, месье Ладзано… вы уверены, что он не в отъезде или…

— Он был убит на моих глазах, — поспешно ответила Ориан.

— О Боже… Извините, я должна была понять, простите… — повторяла Камилла.

— Ничего. Мне нужно осмотреть его кораблик. Я убеждена, что он у вас, здесь или дома. Я ошибаюсь?

— Нет. Он здесь. Проходите. Вот сюда, под стойкой… Внутри нам будет спокойнее.

Как в маленьких кукольных театрах, стенд для моделей был чудом изобретательности, В этом усовершенствованном сооружении с его убирающимися внутрь полками, ящичками и тайниками могли уместиться все игрушки. Одна часть предназначалась для разноцветных парусов, другая — для корпусов. Длинные самшитовые палочки для управления суденышками стояли справа в гнездах, подобно бильярдным киям. С потолка свисали тонкие тросики и небольшие запасные части: мачты, металлические кольца, что-то еще… Камилла включила бра — осветился темный угол. Ориан увидела белый корпус, на котором золотом блестели медные буковки названия судна: «Массилия». Длиной кораблик был около метра, но в руках почти ничего не весил: перышко, да и только.

— Месье Ладзано объяснил мне, что заказал уменьшенный оригинал, с точным соблюдением всех пропорций, разумеется.

Ориан не слушала. Она вновь погрузилась в задумчивость, которая овладела ею в первый раз, когда Эдди, спокойно сидя в ее кабинете, описывал ей это чудо. Все в нем было миниатюрным: салон, танцевальный зал, бюро, винтовая лестница, ванные комнаты с позолоченными кранами… Придерживаясь правил игры, он заставил изобразить и себя в костюме яхтсмена, в бело-голубой тенниске и с биноклем в руке; другая рука — в кармане брюк. Да и стоял он в такой расслабленной, характерной для него позе, что Ориан невольно подумала: кто же этот волшебник, воссоздавший его с такой точностью и правдоподобностью?

— Трогательно, не правда ли? — спросила Камилла.

Ориан лишь тихо кивнула. У нее подкашивались ноги, ей тоже нужно было присесть.

— Открою-ка дверь, предложила девушка. — Воздуха здесь маловато.

Придя в себя, Ориан осмотрела модель.

— Даже такие размеры впечатляют, — проговорила она.

— Он и вправду как настоящий! — подтвердила Камилла, удержавшись от вопроса, поднималась ли Ориан на его борт.

Ориан подняла модель, вглядываясь в днище, в борта корпуса. Деревянные пластинки были пригнаны идеально, вероятно, положены на клей. Не было видно ни одного шурупчика. Создавший это маленькое чудо наверняка был опытным краснодеревщиком и несравненным корабельным плотником. Сборка была удивительной. В другой ситуации Ориан не мелочилась бы. Она унесла бы яхту и безжалостно разобрала бы ее, как это делают таможенники с красивой вещью, подозревая, что в ней спрятаны наркотики.

— Могу я спросить, что именно вы ищете?

— Пока нет. — Ориан улыбалась, но в ее голосе чувствовалась твердость.

Камилла не стала настаивать. Она уже смирилась с тем, что «Массилия» будет унесена.

— Но зато я попрошу вас помочь мне упаковать ее. Не хотелось бы, чтобы дети видели, как я ее уношу.

Ладзано все предусмотрел. Камилла достала футляр от его яхты. Она умело нагнула мачты, не повредив их, и суденышко приняло форму удлиненного снаряда. Потом ловко вынула форштевень и объяснила Ориан, как все вернуть в прежнее положение.

— Когда-нибудь вы все узнаете, — выходя, пообещала следователь.

Камилла печально смотрела ей вслед. Прибежали два мальчика и потребовали номера шестой и семнадцатый, последние оставшиеся. Камилла испытывала сильное чувство утраты и, сама не зная почему, подумала, что не хотела бы быть на месте Ориан Казанов.

Полицейский Ле Бальк жил в одной из гигантских башен на площади Италии; из окон начиная с двадцатого этажа открывалась величественная панорама Парижа. В солнечные дни он обычно отдыхал на террасах и плескался в бассейне на двадцать восьмом этаже. Ему предоставили два дня отдыха, и он использовал их, чтобы подзагореть до наступления лета. От нечего делать он смотрел по телевизору все фильмы подряд: от последних голливудских до широкомасштабных, международных зрелищных эпопей. Но сегодня во второй половине дня небо над Парижем вдруг затянулось тучами, и он решил, что фильмы не стоят того, чтобы ради их просмотра выходить из дома. Среди кучи видеокассет он нашел одну, про которую совсем забыл. Название было интригующим: «Сделай мне все». Действительно он вел себя как мальчишка оо время обыска на улице Помп, унеся эту добычу в кармане своего плаща. Да, стащил, как обыкновенный жулик. Это оказалось сильнее его: он ни на миг не задумался о последствиях своего поступка. Ни разу в жизни он не видел порнографических фильмов. Знал по слухам, что ничего в них нет особенного. Но почему бы и не посмотреть, что это такое. В Бретани — нравы строгие. Ле Бальк не видел девушки с выражением экстаза на лице. Конечно же, сексуальный опыту него был — с дальней родственницей, обосновавшейся в Париже. Но все происходило в темноте, и вспоминались лишь слова, шепот, стоны, вздохи и завершающий вскрик. Не запечатлелось ни одного образа… Он вставил кассету в видеомагнитофон. «Лучше поздно, чем никогда», — сказал он себе, растягиваясь на диване перед экраном. Каково же было его удивление, когда вместо титров на экране появилось искаженное лицо мужчины, одетого в серый пиджак и белую рубашку, с небрежно завязанным галстуком, небритого, изможденного, с растрепанными волосами и мрачным взглядом. Довольно необычное начало для «Сделай мне все». Изображение к тому же было отвратительным, часто прыгало или искажалось, звук становился то громче, то тише, варьируя от низких нот до самых пронзительных.

«Я, судья Александр Леклерк, занимающий этот пост в Габоне с осени 1988 года. Документы, прилагаемые к этой записи, сделанной в моем доме в Либревиле, уличают некоторых членов правительства Франции в причастности к различным махинациям с использованием служебного положения. Вся имеющаяся у меня документация зашифрована. Эта запись — ключ к шифру, который должен быть использован, если со мной что-нибудь случится».