Доктор Гиллиз обсасывал каждую свою идею, как собака обгладывает найденную кость, и доктор Гиллиз говорил:

— Природа не терпит крайностей. За последний миллион миллионов лет человечество чересчур расползлось. И вот читаешь в газетах, что во Франции все реже встречаются белокурые женщины; хористок для варьете приходится подбирать в Швеции и Англии. Будущее за шатенами. В российских церквах почти вывелись мощные басы, от которых звенели паникадила, а в Берлине тенора на вес золота. Будущее за баритонами. Когда-нибудь не останется ни высоких, ни низеньких, ни смуглых, ни белокожих. Природа стремится покончить с крайностями. Чтоб ускорить дело, она спаривает противоположные особи. Библия учит, что в конце всех концов, когда наступит Золотой век, лев и агнец возлягут рядом. Мне кажется, это уже не за горами.

— Перестань, пожалуйста, Чарльз.

— Мужчин буйного нрава начнут привлекать кроткие, благоразумные женщины. Сова и буревестник возлягут рядом. Сонная абстрактная мудрость станет сочетаться с кипучей энергией. А птенцы, птенцы, каковы будут птенцы! Взять хотя бы нас с тобой, Кора.

— Уж меня-то оставь в покое.

— Дарвин не щадил трудов, чтобы показать нам, как природа отбирает то, что способно приноровиться и выжить.

— Чарльз, я не хочу, чтобы в моем доме произносилось это имя.

— Может быть, теперь, спустя сотни миллионов лет, природа начала естественный отбор по признаку ума, интеллекта, духа. Может быть, природа вступает в новую эру. Глупцы будут вырождаться, мудрые развиваться и крепнуть. Может быть, оттого Стэйси вышла за Брека. Такова была воля природа. Ей требовалось интересное человеческое потомство для подтверждения ее новых идей… Принято говорить, что мы «проживаем жизнь». Вздор! Это жизнь нас проживает.

— Бессмысленные слова.

У Брекенриджа Лансинга было заурядное лицо продавца из айовской аптеки, но глаза его синели, как васильки, а волосы отливали серебристым золотом. Антильские плантаторы думали о том, что с ним можно заключить выгодную сделку; Юстэйсия Симс думала о том, что от него можно родить детей, похожих на крылатых младенцев с алтарных фресок.

В Нью-Йорке в правлении компании деятельностью Лансинга остались довольны. Он вернулся в Штаты, переполненный идеями и проектами. От предложения снова отправиться на берега Карибского моря он ловко увернулся. Он знал уже, что он не из тех, к кому удача приходит дважды. Он добился перевода в Нью-Джерси, на лабораторную работу. Склоняясь в облаках пара над колбами и ретортами, он многозначительно щурился и бормотал что-то невнятное. От людей, работавших рядом, он заимствовал обрывки познаний, связанных с проводимыми в лаборатории опытами. Он даже пробовал предлагать кое-какие усовершенствования, но благоприятного впечатления от знакомства с ним хватило ненадолго. При перегонке угля на деготь получаются некоторые побочные продукты, со сходной целью используемые в сходных производственных процессах. Компания направила Лансинга в Питтсбург выяснить возможности совместных исследований и получения совместных патентов. В питтсбургской компании пришли в восторг от его ума и энергии («Давно не встречали такого блестящего молодого человека!..», «Клад, да и только!») и предложили перейти к ним. Он немедленно согласился. Он любил перемены. Партнеров для игры в карты можно найти повсюду, дичь для охоты можно найти повсюду, женщин, какие ему нравились и каким нравился он, тоже можно найти повсюду. Но прежде, чем переехать в Питтсбург, он еще раз съездил в Бастерр и женился на Юстэйсии Симс. В Питтсбурге молодые супруги больше года не задержались. С любезностями и дружескими рукопожатиями Лансинга проводили в Коултаун, штат Иллинойс, на шахту «Убогий Джон».

Перед свадьбой Юстэйсия Симс провела немало мучительных часов в своей приходской церкви. Ведь она выходила за человека чужой веры. Но кое-какие события, происшедшие в городе за последние месяцы, укрепили ее в принятом решении. Она лишний раз увидела, какая участь ждет женщину, становящуюся женой черноглазого и черноволосого представителя мужского пола. Она распродала большую часть своего приданого и изъяла из отцовской кассы сумму, которая, на ее взгляд, причиталась ей по праву. Лансинг так и не узнал, что у нее было припрятано больше тысячи долларов — часть за рамой бабкина зеркала, часть в подкладке одежды. Насчет законности супружества Юстэйсии Симс могли бы возникнуть некоторые сомнения. Супружеский обет пришлось давать трижды — в королевской регистратуре, в баптистской церкви и в католической. Все три церемонии были втиснуты в три дня, так как Лансинг торопился в Питтсбург, к месту своей новой службы. Единственная из трех церемоний, которая что-то значила для самой Юстэйсии, была совершена в маленькой церковке на дальней окраине острова. Совершавший ее священник доводился ей дядей и нежно любил племянницу. Он постарался сделать свое дело со всей возможной обстоятельностью, несмотря на спешку (Лансинг дал слово, что приступит к работе в кратчайший срок). Юстэйсия не заметила — или не пожелала заметить — кое-какие пропуски в брачном обряде.

Так или иначе, брак ее был освящен церковью. Лансинг дважды надел ей на палец обручальное кольцо. Он купил его еще в Нью-Йорке, но, к несчастью, накануне отплытия проиграл сорок долларов каким-то случайным партнерам. От наметанного купеческого глаза Юстэйсии не укрылось, что кольцо — медное, позолоченное. Она копнула свои сбережения и тайком заменила его другим, из чистого золота.

Они привлекали всеобщее внимание на пароходе, которым плыли в Нью-Йорк,

— он живостью ума, она красотой. (В ней природная живость ума не уступала красоте, но за три дня вся куда-то пропала; и возвратилась лишь через восемь лет, как возвращается оголодавший пес к родному порогу.) На седьмой и последний вечер их путешествия капитан поднял тост за самую обворожительную молодую чету, какую ему когда-либо выпадала честь везти на своем судне. Пассажиры аплодировали стоя.

У Юстэйсии было такое чувство, будто она одну за другой одолевает высокие горы отчаяния. Еще можно было как-то свыкнуться с тем, что муж оказался неравнодушен к богатству и общественному положению — черта, всегда отталкивавшая ее в отце; что он любит помыкать слугами — черта, отталкивавшая ее в матери; что он скуп в мелочах и расточителен в крупном. Но самым, пожалуй, невыносимым для нее была его страсть мысленно убивать людей. И на палубе и в кают-компании он то и дело наводил воображаемый пистолет на пассажиров корабля. «Пиф-паф! Ага, готов! Прицел повыше… Так! Прошу извинить, мадам! Всего хорошего! Дождемся, когда старый жираф покажется опять!»

— Да чем они тебе помешали, Брекенридж, пусть живут.

— Хорошо, Стэйси, раз ты так хочешь, моя радость. Вот еще только одного скормлю акулам.

Умолкал он лишь во сне. Всякому новобрачному супругу принадлежит завидное право приобщать вчерашнюю невинную девушку к сфере скабрезного остроумия. Почти во всех анекдотах на сексуальные темы, точно дубинка в букете роз, прячется воинствующее пренебрежение к женщине. Если Брекенриджу Лансингу и случалось слышать иные, в его памяти они не удержались.