– Я хочу, но не могу. Твой отец… – Я умолкла, не зная, сколько ей рассказал Джек.

– Он ничего мне не говорит, – сказала Нола, словно поняла мои колебания, – поэтому я спросила у Джейн, что случилось. Она ответила, что не может ничего мне сказать, пока вы с моим отцом не поговорите. Она переехала в дом Пинкни.

Я удивленно посмотрела на нее, гадая, что это за самоистязание. Софи сообщила мне, что экспертиза подтвердила, что в доме Пинкни хранилась редкая кукла Эдисона, и сейчас кукла была возвращена в дом. Я надеялась, что теперь она занята повторным знакомством с Джейн.

– По собственному желанию? – спросила я.

Нола пожала плечами.

– Это ее дом, и ей было неловко оставаться с нами без детей.

Я уже мысленно рисовала себе, как Джейн входит в мою спальню, так что, по крайней мере, этим я могла перестать себя мучить.

– Собаки тоже скучают по тебе.

Я вознаградила Нолу полуулыбкой.

– Не могу поверить, что я это говорю, поскольку я не любитель собак, но я тоже скучаю по ним. Может, ты когда-нибудь проведешь их мимо этого дома и постучишь в дверь?

– Возможно. – Нола посмотрела на свои кутикулы, и я заметила, что она начала грызть ногти. – Я тоже скучаю по тебе, Мелани. Я очень хочу, чтобы ты вернулась.

Я услышала в ее голосе слезы, и от моего сердца откололся еще один кусок. В данный момент оно, скорее, было похоже на измельченное стекло, и каждый осколок олицетворял собой разочарование и утрату после той злосчастной презентации книги.

Я подняла руку, чтобы погладить волосы Нолы, густые и темные, как у отца.

– Я не могу. Вряд ли я смогу жить с твоим отцом после…

– После чего? Никто мне ничего не говорит! Как нам жить дальше, если никто не говорит о том, что произошло?

– Совершенно верно, – процедила моя мать сквозь сжатые зубы. – Приятно услышать нечто зрелое для разнообразия. – Она наклонилась, чтобы взять на руки младенцев. – Пойду уложу их спать и вернусь с чем-нибудь вкусным для Нолы. Одна нога здесь, другая там.

Желая сменить тему, я взяла сумку и расстегнула молнию.

– Что ты мне принесла? Надеюсь, ты захватила мои тапочки? У меня жутко мерзнут ноги.

– Принесла. И твой любимый свитер с глубокими карманами, чтобы прятать еду.

Я удивленно посмотрела на Нолу, и она усмехнулась.

– Я не слепая, Мелани. И крошки на подбородке обычно говорят сами за себя.

Впервые за много дней я почувствовала, как уголки моих губ приподнялись в улыбке. Я порылась в содержимом сумки, поражаясь тому, сколь тщательным и продуманным был ее выбор, вплоть до толстых лыжных носков, в которых я обожала спать. Я уже собиралась застегнуть сумку, когда мои пальцы наткнулись на что-то твердое. Вытащив это нечто наружу, я обнаружила в своей руке фотографию Баттон и ее брата Самтера. Я подняла ее и показала Ноле.

– Зачем ты это принесла?

Нола застыла на месте.

– Это не я. В последний раз я видела ее на столе отца. И уж точно не клала ее в сумку. Может, она была в твоем ящике, и я просто не заметила, когда не глядя схватила что-то?

Я медленно покачала головой. Мой взгляд был прикован к руке, продетой под руку Самтера, единственной видимой части вырезанной из фото женщины – рука до локтя и кисть. Последняя привлекла мое внимание. Длинная и тонкая, с узкими заостренными ногтями, очень похожими на мои собственные. Но что действительно привлекло мой взгляд, так это овальное кольцо на среднем пальце, похожее на оникс с небольшим сверкающим бриллиантом посередине.

– Это же то самое кольцо, которое ты надевала на вечеринку, – сказала Нола.

– Да, похоже, ты права.

Она взяла у меня рамку и прочитала дату на лицевой стороне фотографии:

– Семнадцатое марта 1984 года. Ты тогда уже была?

Я знала, что Нола шутит, но мой взгляд был прикован к ее рукам. На моих глазах она перевернула рамку и открыла зажимы, которые удерживали фото на месте.

– Взгляни, Мелани, фотография не была обрезана. Она была сложена. – Нола расправила фотографию на колене и несколько мгновений смотрела на нее, а потом медленно повернулась ко мне. – По-моему, это Джинетт.

Я взяла снимок и впилась глазами в исходное фото трех человек, прорезанное белой демаркационной линией, по которой оно когда-то было сложено и вставлено в рамку, где простояло в течение трех десятилетий. Я смотрела на вторую женщину рядом с Самтером. Картинка то исчезала, то вновь обретала резкость, пока я не моргнула. С фотографии на меня смотрело лицо матери, более молодая версия лица, которое я знала сейчас, а ее рука, лежавшая на сгибе руки Самтера, как будто была рукой собственницы. Но не только более округлое лицо или более нежные щеки, и даже не отсутствие перчаток приковали мой взгляд. Мой внезапно пересохший язык прилип к нёбу. На этом снимке, сделанном почти через десять лет после моего рождения, только слепой не увидел бы, что моя мать очень беременна.

Позади нас раздался глухой удар. Мы обернулись: по ковру катился небольшой шар, который остановился у моей ноги. Это была солонка с озера Джаспер, дата – 30 мая 1984 года. Я встретилась взглядом с Нолой.

– Я ее не брала, – дрожащим голосом сказала она.

Я подняла солонку и взяла ее в ладони. Керамическая поверхность была ледяной на ощупь.

– Я в этом не сомневалась, – сказала я, и в следующий миг все часы в доме моей матери начали отбивать четыре часа.

Нола ушла, а я быстро приняла душ и переоделась в штаны для йоги и свой любимый свитер. И даже почистила зубы. Я не торопилась, пытаясь подготовиться к предстоящему разговору с матерью. К счастью, отец на весь день уехал на садовую выставку в Саванну, так что по крайней мере один разговор я могла отложить или вообще избежать его.

Прежде чем спуститься вниз, я вынула все из сумки и, чтобы свыкнуться с мыслью о длительном пребывании, сложила свои вещи в ящики. На самом дне я с удивлением обнаружила бумажный пакет, в котором лежали подставки от снежных шаров. Я быстро написала Ноле, попросив ее узнать, кто их туда положил, и с облегчением вздохнула, получив ее ответ, что их положила она, потому что теперь это любимые игрушки Сары, и Нола подумала, что Сара будет по ним скучать. Сунув их в заднюю часть ящика, подальше от Сары, я медленно спустилась по лестнице, неся с собой радионяню.

Я застала мать в саду. Потягивая горячий чай, она читала роман, как всегда – сама элегантность и спокойствие. Увидев меня, мать улыбнулась.

– Ты выглядишь гораздо лучше, дорогая. Вот что способны сделать с человеком душ и свежая одежда. – Она указала на место рядом с ней, и я села. – Хочешь чаю? Я только что достала из духовки домашнее песочное печенье, так что оно еще теплое.