Однако в гитлеровской Германии подобная открытая дискуссия была невозможна[622]. На протяжении всего лета различные члены совета директоров Рейхсбанка поручали своим экономическим советникам составление докладов о плюсах и минусах девальвации и о том, какие последствия для Германии будет иметь отказ французов от золотого стандарта. В отличие от 1934 г., когда даже в конфиденциальных меморандумах Рейхсбанка старались воздерживаться от каких-либо упоминаний о перевооружении, теперь эта связь была слишком очевидной для того, чтобы ее игнорировать. Возможно, самым обстоятельным из этих докладов был меморандум под названием «Германская валюта в случае девальвации в странах золотого блока», составленный главами трех департаментов Рейхсбанка[623]. Он отнюдь не отличался оптимизмом. Последствия французской девальвации для

Германии, несомненно, были бы весьма серьезными. Однако выбор решения поднимал ряд принципиальных стратегических вопросов. Для того чтобы девальвация была успешной, – вторили Герделеру должностные лица Рейхсбанка, – она должна сопровождаться упорядочиванием бюджета.

Решение о том, надо ли в данном случае сохранять [золотой] паритет, в первую очередь следует принимать с учетом вопроса перевооружения. Сохранение привязки рейхсмарки к золоту сделает перевооружение делом более сложным, но не невозможным. Напротив, девальвация и перевооружение взаимно исключают друг друга: необходимо сделать выбор между тем и другим. В противном случае девальвация обернется инфляцией, за ней последует вторая решительная девальвация, и перевооружение в любом случае будет остановлено[624].

Поскольку в этом докладе будущее Германии, вне зависимости от того, пойдет ли она на девальвацию или нет, оценивалось пессимистически, трудно избежать вывода о том, что экономистов Рейхсбанка девальвация волновала меньше, чем чрезвычайная финансовая нагрузка, связанная с перевооружением. Как мы уже видели, Шахт высказывал в этой связи свою озабоченность уже в декабре 1935 г. И его все более критическое отношение к чрезмерным военным расходам в начале 1936 г. получило поддержку в виде ряда внутренних докладов Рейхсбанка, составители которых подчеркивали серьезность германского фискального и монетарного дисбаланса[625]. Однако к лету 1936 г. Шахт уже не представлял собой ту политическую силу, которой он был в течение первых полутора лет существования режима. Сейчас же диктатура Гитлера укрепилась слишком сильно. Общего демарша со стороны руководства Рейхсбанка не состоялось. Вместо этого Рейхсбанк цеплялся за сложную систему валютного и торгового контроля, создававшуюся с 1931 г., и предпочел не предавать огласке доклады Тренделенбурга и Герделера. В отсутствие согласованного противодействия тому курсу, который прокладывал Геринг, тот без труда разделался с Герделером. В ходе формального разговора Геринг отмахнулся от аргументов Герделера как от «совершенно непригодных»[626]. Частным образом он выражался менее сдержанно. Копия меморандума Герделера, принадлежавшая Герингу, испещрена негодующими пометками: «Ого!», «Какая наглость!», «Вздор!». Геринг переслал доклад Герделера в Берхтесгаден, где фюрер лично составлял меморандум по германской экономической политике, и сопроводил его следующим комментарием: «Мой фюрер, это может оказаться очень важно для Вашего меморандума, поскольку демонстрирует полное смятение наших буржуа и предпринимателей и непонимание с их стороны. Тут перемешаны стремление ограничить производство вооружений, пораженчество и непонимание внешнеполитической ситуации. Его [Герделера] рекомендации годны на уровне мэра, но не руководства страны»[627].

В конечном счете все зависело от Гитлера. А Гитлер явно осознавал значение момента. У него не имелось привычки выступать с политическими заявлениями и он делал это лишь в решающие моменты существования его режима. Августовско-сентябрьский меморандум 1936 г. вошел в историю в первую очередь как заявление в сфере экономической политики[628]. Более того, он получил известность в качестве «Меморандума о Четырехлетием плане», представлявшего собой одобрение новой экономической программы Геринга. Но заявление Гитлера имеет такое же отношение к геополитической стратегии и к вооружениям, как и к экономике. Это было характерно для Гитлера с его способностью перескакивать с одного вопроса на другой. Но с учетом проблем, вставших перед Германией в 1936 г., широкий подход был явно уместен. Речь шла уже не просто о платежном балансе. На карте стояла судьба Третьего рейха.

Верный себе, Гитлер начал свой меморандум с повторения основных тем Mein Kampf. Сущностью политики является «историческая борьба наций за существование». Она выражалась в последовательности главных конфликтов: противостояния христианства и варваров, становления ислама, реформации. Французская революция возвестила о начале новой эпохи. С того момента мир «все быстрее [шел] к новому конфликту, крайним выражением которого служит большевизм; а суть и цель большевизма состоит в уничтожении того слоя, который доселе возглавлял человечество, и в его замене всемирным еврейством». Компромисс невозможен: «Победа большевизма над Германией приведет не к Версальскому миру, а к окончательному разрушению и полному уничтожению германского народа…». По причине апокалиптической природы этой угрозы ни перевооружение не может быть «слишком масштабным, ни его темп – слишком большим». «Как бы мы ни стремились сделать общий характер жизни страны максимально сбалансированным, в отдельные моменты не обойтись без определенных нарушений этого баланса за счет иных, менее важных задач. Если нам не удастся как можно быстрее привести германскую армию в ряды сильнейших армий мира Германия погибнет!». И экономическая политика должна целиком подчиняться этому важнейшему приоритету: «Нация живет не ради экономики, экономических вождей или экономических либо финансовых теорий; наоборот, именно финансы и экономика, экономические вожди и теории должны принять безоговорочное участие в этой борьбе за самоутверждение нашей нации».

Проблемы, встающие перед Германией в этой борьбе за выживание, слишком хорошо известны. «Страна перенаселена и не может прокормить себя за счет своих собственных ресурсов». Но после четырех лет пребывания у власти Гитлер устал от необходимости постоянно возиться с этими давними проблемами. Его одолевало стремление к действию. «Нет смысла бесконечно повторять тот факт, что нам не хватает продовольствия и сырья; требуется принять такие меры, которые могут в будущем привести нас к окончательному решению и временно облегчить наше положение во время переходного периода». Гитлер не пояснял, что он имеет в виду под «окончательным решением», лишь повторив эвфемизмы из Mein Kampf: «Окончательное решение заключается в расширении нашего жизненного пространства…». Он возвращается к этому моменту лишь в финальных строках меморандума. Основную часть документа занимает перечисление мер, необходимых в переходный период. Гитлер наотрез отвергает идею о том, что Германия может спастись, увеличив объемы экспорта. С учетом конкуренции на мировых рынках особого облегчения с этой стороны ждать не приходится. Теме девальвации Гитлер вообще не собирался уделять внимания. Вместо этого он утверждает, что экономические меры следует производить с той же «скоростью», «решительностью» и «безжалостностью», с какой велись военные приготовления. В частности, Германии следовало удвоить свои усилия по замене импортного сырья отечественным. Особенно злободневными были три сферы: нефть, каучук и железная руда. Вопросам экономической окупаемости, технической осуществимости, «и прочим подобным оправданиям» не следовало придавать значения: