— Ну, пусть — полсотни. Но они до фронта не доехали, а на их место новых из Германии везти надо. Так что нос не вешаем и работаем дальше. Приказ понятен?

Вот согласно этому приказу я и маялся бездельем на базе. На этот раз я дежурил в радиопалатке, гоняя сканер, поскольку Бродяга вместе с командиром выехали «в поля» — группа Люка нашла там что-то интересное. А я, как «хромой увечный», считался командованием пока неспособным к длительным походам, да и вспоминать о войне в комфортных условиях охраняемого лагеря удобнее. К тому же в обязанности дежурного входила зарядка многочисленных аккумуляторов — дело, не только требующее некоторой квалификации, но и в наших условиях, скажем просто, секретное.

У товарища Бродяги с собой было хитрое устройство — зарядное устройство на солнечных батареях. При некоторой сноровке оно подсоединялось к имевшимся у нас «зарядкам» и для радиостанций, и для аккумуляторов от наших игрушечных автоматов. Во время одного из совещаний было решено, что они ни за что не должны попасть в руки немцев — Дениц[61]бы до потолка от радости подпрыгнул. Получить в руки аккумулятор размером с две пачки папирос, выдающий на-гора двенадцать вольт и емкостью в три ампер-часа, — да у немцев появлялся нехилый шанс войну еще на годик-другой затянуть после модернизации своих подлодок с помощью таких аккумуляторов! Вот и приходилось мне теперь следить за тем, чтобы панель с элементами солнечной батареи особо не затенялась. Правда, в таком режиме мощности устройства хватает только для зарядки слабых батарей для раций, но мощные аккумы для «приводов» у нас пока были, что называется, «под завязку». Ну а при нужде и их зарядить не проблема — только движок у «Круппа» или «Опеля» завести.

Вскоре после обеда ко мне подошел Бухгалтер:

— Антон, не возражаешь, если я с тобой посижу?

— Возражаю. Только снаружи.

— Ну, снаружи так снаружи.

Я добавил громкости и вышел из палатки. Усевшись в паре метров от нее на бревнышко, я достал из кармана пачку немецких сигарет и поманил Трошина.

— Ты, Вячеслав, не обижайся, но нельзя тебе туда.

— Да я понимаю… А ты ничего не пропустишь, пока куришь тут?

— Услышу…

Мы молча закурили.

— Слав, я вот чего тебя спросить хотел, — начал я.

— Да?

— Ты ж майором был, так?

— Да.

— А как рядовым оказался?

— Может, не будем об этом? — просяще сказал Трошин.

— Отчего же? Хочется знать, кто мне спину прикрывать завтра будет…

— Ну… — замялся Вячеслав.

— Смелее, — подбодрил я его, — я же не справку запрашиваю с тем, чтобы тебя тиранить, а по-людски предлагаю поговорить.

— Понимаешь, Антон, когда вся эта бодяга с заговорами и предателями у нас в округе завертелась… — он шумно откашлялся, — я перетрусил.

— А чего испугался?

— Ну… я Якира лично знал…

— И что? Его многие знали…

— Короче, перетрусил я. Меня для беседы к вам приглашали.

— Для беседы или на допрос?

— Для беседы, дескать, имеете что сообщить, товарищ майор…

— И чего страшного в этом?

— Сейчас, конечно, уже не так воспринимаю, а тогда… Запил я…

— А вот это ты зря! В бутылке не спрячешься и от беды ею не закроешься!

— Тебе легко говорить! — с обидой сказал, почти крикнул Вячеслав.

— Да, мне — легко… — спокойно ответил я. — А дальше что?

— Покуролесил я сильно, несколько раз за пьяные драки в милиции оказывался… А потом разжаловали меня… Сначала в старшие лейтенанты… А я не одумался, а когда спохватился — уже поздно было… В сержантах я оказался.

— Так отчего ты рядовой сейчас?

— Это уже три месяца назад, весной. К нам нового комиссара в дивизион прислали, из партпризыва. Не поверишь, дуб — дубом, но с таким гонором… Он до этого каким-то там секретарем был.

— И ты снова залетел? — закончил я за него.

— Ну да, но ты не думай, я с весны сорокового — ни капли в рот не беру.

— Верю. А с комиссаром о чем поцапался?

— А он речугу нам на позициях во время полковых учений говорил. И для убедительности кулаком по панораме долбил. Я ему и сказал, чтобы не портил ценное имущество. А он — на дыбы! Вкатали мне… За дискредитацию…

Взгляд со стороны. Тотен.

Вот уже четвертый день мы носились по окрестностям, пытаясь раздобыть взрывчатку. Тотен понимал, что старшим поисковой группы он стал только потому, что Антона подстрелили и он сейчас не ходок. Вот уже почти пять лет они играют с Артом в паре, и Алик привык к своему старшому. Но ничего не поделаешь, приходится теперь думать и делать за себя «и за того парня».

Замаскировав мотоцикл в кустах, они вместе с Зельцем и одним из окруженцев, Сомовым, пешком прочесывали очередной лесок, расположенный примерно в семи километрах к северу от базы. Когда командир с Бродягой объясняли задачу, они специально упирали на то, что он, Алик, ни на минуту не должен забывать, что группа действует во вражеском тылу. «Опасайся всех! Немцев, окруженцев, селян. Про первых — сам понимаешь, вторые по тебе жахнут из всех стволов, поскольку ты одет в странную форму, ну а селяне… А зачем им знать, что тут кто-то шарится?» — так говорил Фермер еще каких-то два часа назад на инструктаже. И Тотен старался оправдать.

Самое смешное, что он понимал, что это — тренировка, но она — и боевое задание. И он обязан его выполнить. А найдут они что-нибудь или нет — это как карта ляжет… Вот ребята из группы Казачины притащили вчера несколько отрезков колючей проволоки, найденных ими на месте старой границы. Три года провисели они на поломанных кем-то столбах, а сейчас пригодились — Ваня их пустит в дело. А группа Люка смотала два дня назад почти сотню метров телеграфного провода со столбов у шоссе. Правда, они далеко ходили, почти на два десятка километров к югу.

Вот впереди показалась опушка, по знаку бойцы присели и двинулись вперед, перебегая от дерева к дереву. «Так, впереди — болото», — подумал Тотен, рассмотрев видневшиеся впереди, на открытом пространстве, заросли тростника и осоки. «Что это? Ага, вот это место. Начало реки Уши. Исток, так сказать», — думал Алик, водя пальцем по карте.

Сомов, доползший до самой опушки, вдруг приподнялся и замахал рукой, подзывая остальных к себе. Тотен и Зельц, согнувшись, пробежали разделявшие их с дозорным два десятка метров и залегли за соседними деревьями.