С величайшей осторожностью Джереми достал вещи и положил на стол.

– И на этом, – весело произнес ассистент, – позвольте откланяться. Вот официальная расписка, мистер Моррис, окажите любезность, подпишите.

Пока Моррис ставил роспись, Перегрин сказал Аллейну:

– Подойдите, поглядите.

Аллейн подошел. При этом он заметил, как Перегрин шагнул ближе к мисс Эмили Данн, как сверкнули фанатичным блеском глаза Джереми Джонса, склонившегося над перчаткой, как по-хозяйски насторожился Уинтер Моррис, как Эмили Данн словно чуть приоткрылась навстречу Перегрину. Аллейн нагнулся над записками и перчаткой, жалея, что в комнате не один. Такие моменты порождают слишком большие ожидания, слишком нагнетают. Реликвиям положено вызывать чувства деликатные, тонкие. Не стоит думать: «Перо гения скользило по бумаге, и четыре века назад больная рука маленького мальчика втиснулась в перчатку, а потом некая леди М. Е. написала аккуратный маленький меморандум для потомков». Аллейн вдруг понял: он всей душой надеется, что пьеса Перегрина явит чудо познания и сорвет вуаль смерти с записки Шекспира и перчатки юного Хемнета.

Аллейн посмотрел на Перегрина.

– Спасибо, что допустили меня так близко.

– Вам нужно проследить, как их разместят.

– Если можно.

Джереми с тоскливым взглядом положил сокровище на папку Перегрина. Они поговорили с музейным работником о температуре и опасности возгорания; наконец, образовалась своего рода процессия: все вышли в верхнее фойе, Джереми нес папку.

– Направо, – подсказал Моррис без всякой нужды.

Панель на балконе была открыта, как и дверца сейфа. Джереми достал подставку из черного бархата в форме мольберта и нежно положил на покатую поверхность перчатку, а по бокам разместил два документа.

– Надеюсь, ворс бархата не даст им соскользнуть. Я наклонил подставку, чтобы дать лучший обзор. Вот так.

Он аккуратно вдвинул подставку в сейф.

– Как открыть передние дверцы?

– Слева от тебя, – подсказал Моррис. – В нише. Давай я?

– Да, Уинти, пожалуйста.

Моррис сунул руку между сейфом и стеной. Включились скрытые лампы, и стальные панели с другой стороны раздвинулись с очень легким шипением.

– Ну вот! – воскликнул Моррис. – Разве не чудо?

– Только отсюда не видно, Уинти, – заметил Перегрин. – Давайте выйдем и посмотрим.

– Да, – подтвердил Джереми. – Слушайте, давайте выходите и скажите – так хорошо или еще наклонить? И разойдитесь.

– «Кто убивать червей в мускатных розах»[43]… – невинно произнес Аллейн.

Джереми ошеломленно взглянул на него, а потом улыбнулся.

– Суперинтендант над нами смеется. Эмили, милая, встань, пожалуйста, в дверях, будешь связной между мной и теми, кто снаружи.

– Хорошо.

Мужчины вышли. Моррис пересек верхнее фойе. Перегрин стоял на площадке, а музейный работник – на лестнице немного ниже. Аллейн прошагал к двери, но остался на балконе. Он понимал, что все эти люди, исключая, конечно, музейного работника, ведут себя как обычно, хотя каждого снедает внутреннее напряжение, на которое накладывается жесткая самодисциплина. «Издержки профессии, – подумал Аллейн. – Это опытные бойцы, и они готовы к действию».

– Нужно еще наклонить, Джер, – раздался голос Перегрина, – и все подвинуть выше по мольберту.

Музейный ассистент, стоявший на первом пролете лестницы, промычал что-то неразборчивое.

– Что он говорит? – крикнул Джереми.

– Говорит, что снизу не очень смотрится, – ответила Эмили.

– Погодите-ка… – Джереми залез в сейф. – Еще наклоню. Ах, ты… свалилась.

– Помочь? – спросила Эмили.

– Не надо. Пусть все остаются, где стоят.

Аллейн подошел к сейфу. Джереми Джонс стоял на коленях, осторожно обдувая перчатку и документы на бархате.

– Придется накрыть дурацким полиэтиленом, а я так не хотел, – сердито сказал он. Затем положил прозрачный лист на сокровища и закрепил чертежными кнопками с бархатным покрытием. И установил подставку почти вертикально. Наблюдатели ответили дружным хором одобрения.

– Говорят: полный восторг, – сообщила Эмили.

– Просто захлопнуть дверцу – и все?

– Да.

– И просто повернуть?

– Уинти говорит – да.

Джереми захлопнул стальную дверь и повернул замок.

– Ну, давайте взглянем.

Они с Эмили появились в дверях.

Аллейн вышел из тени, открыл стенную панель и посмотрел на сейф. Дверца была надежно заперта. Закрыв панель, Аллейн повернулся и обнаружил, что примерно в тридцати футах[44] по коридору, ведущему в ложи, стоит мальчик, сунув руки в карманы, и смотрит на него; мальчик лет двенадцати, как сначала решил Аллейн, в очень изящном костюме.

– Привет, – сказал Аллейн. – Ты откуда выскочил?

– А вот это не ваше дело, – ответил мальчик. – Если не возражаете.

Аллейн подошел ближе. Да, милый мальчик с большими глазами и дерзкими, довольно порочными губами.

– Если не возражаете! – повторил он. – На кого это вы смотрите? Если позволено будет спросить?

Он тщательно выговаривал слова.

– На тебя, – ответил Аллейн.

Снаружи, с площадки, послышался голос Перегрина:

– Где суперинтендант?

– Здесь! – крикнул Аллейн и повернулся уходить.

– Ох, прошу прощения, – сказал Тревор. – Вы, должно быть, шишка из Скотленд-Ярда. О чем я только думал? Где мои манеры?

Аллейн вышел в фойе. Оказалось, что пришли Маркус Найт и Дестини Мид и присоединились к компании.

Над заглубленной площадкой, от которой расходились два лестничных пролета, сияло световое шоу. Желто-черное – геральдические цвета джентльмена из Уорикшира, два увядших исписанных листа и перчатка маленького мальчика.

Джереми принес из офиса описание в рамке и закрепил на нужном месте.

– Замечательно! – кивнул музейный работник. – Мои поздравления, мистер Джонс. Лучше и придумать нельзя.

Он убрал расписку в нагрудный карман и попрощался.

– Идеально, Джер, – сказал Перегрин.

По площадке прошел Тревор Вер и изящно оперся о перила.

– А по-моему, – заметил он вслух, – любой опытный вор мог бы вскрыть этот ящик с закрытыми глазами. Детская забава.