Дорога к реке нашлась, Федор Кузьмич лихо вырулил на нее с трассы и теперь аккуратно вел машину вдоль леса – похоже, вдоль того самого, с опушки которого потрепанное войско Иных наблюдало за разбушевавшимся Неваляшкой. Само село, с непременным рыком тракторов, лаем собак и тянущимися из труб столбиками дыма, осталось слева, в нескольких сотнях метров.

Угорь подтянулся, сел ровнее, прижался виском к холодному боковому стеклу. Местность можно было узнать с большим трудом. Тогда, в самом начале осени, здесь вплоть до обрыва зелено-бурым ковром стелилась луговая трава, да еще одинокий осокорь торчал на пустыре. Теперь не было ни травы, ни обрыва, ни самой реки, ни холмов за нею – все сравняла нерукотворная монолитная белизна, все сливалось друг с дружкой, и не понять было, что ближе, что дальше. Один лишь стройный ствол с голой верхушкой казался черной риской, отмечавшей что-то посреди целины.

Посерьезневший оперативник проговорил:

– Федор Кузьмич, мы сегодня, может, ничего решать и не станем. Просто оглядимся на месте, попробуем разобраться, как и что. За просмотр же денег не берут? Ну, вот мы и посмотрим.

– Энто все понятно, р-руководитель! Ты лучше скажи мне, куда рулить? Машину тут оставим или сперва на ту сторону перемахнем?

Угорь попытался в деталях вспомнить, как все было в сентябре. Магический купол, делавший Загарино невидимым и защищенным от проникновения, накрывал не только село, но и окрестные земли – кусочек тайги, приличный отрезок реки и часть более пологого берега на той стороне. Ну, пологий не пологий, а возвышенность на противоположном берегу имелась, и после снятия магического щита стало видно, что там, на возвышенности, расположен невероятных размеров терем, из которого, наверное, Хозяину было забавно наблюдать за игрушечной деревенькой внизу, за рекой. Этакий владелец солидного имения с сотнями душ крепостных и несчетными десятинами земли. Барин.

– Перемахнем, – ответил Угорь и напомнил: – Мы снова без поддержки, Федор Кузьмич. Если что – рассчитывать придется только на себя.

– Что, неужто Сибиряк не выручит сотрудника, ежели чего? – хитро прищурился Денисов.

– Сомневаюсь, – мрачно отозвался Евгений. – Но оно сейчас и к лучшему. Без него мне как-то понятнее. А с ним опять пришлось бы искать подтекст у каждого распоряжения, у каждого действия.

– Он хоть знает, куда ты намылился?

Евгений развел руками:

– Вот уж я не уточнил! Про глухомань и симфоническую музыку я ему намекнул, а там уж… Сами понимаете: не захочет он лезть в это дело – сделает вид, что намека не распознал, и поди докажи потом, что операция с ведома руководителя Ночного Дозора проводилась. Перестраховывается, короче. А я и не препятствую ему в этом. В конце концов, разобраться – это мое право, и никакой ордер, никакие санкции со стороны начальства мне сейчас не требуются.

– Не помешал бы нам чичас кто-нибудь из Высших, ох, не помешал бы, Евгений Юрьич!

– А если Сибиряк и есть Каскет?

Денисов сосредоточенно кивнул.

Лед на реке в декабре – что бетонная магистраль. Тяжелые трактора по нему ходят, груженые лесовозы с прицепами-роспусками – что такому льду маленький «бобик»?

– Ежели начать разбираться, – глухо сказал пожилой милиционер, и Угорь весь обратился в слух: ему нравилось, когда Денисов пускался в пространные рассуждения, после которых картина становилась куда нагляднее и четче, – то у нас любой из Высших и подходит на роль Хозяина, и не подходит. К примеру сказать, Лиля. Я Марусю Бухарову особо-то и не знал. Видел до войны пару раз во Вьюшке – она же младше, а в ту пору – девчонка совсем, тоись контингентом для меня была малоинтересным. Потом слышал, что ушла с табором, энто у нас в округе до-олго обсуждалось. Тоись, получается, Маруся вроде как не может быть Каскетом, раз на глазах у всех родилась и выросла. А Лиля, которая по весне вернулась в наши края, вполне может. До войны-то я и сам инициирован не был, оттого и не знаю, числилась ли Маруся среди потенциальных Иных или обычной девочкой росла. Стало быть, кто-то запросто мог воспользоваться ее обликом. Ить нет же никаких доказательств, что Лиля – энто и есть Маруся! С Аесароном другая петрушка: ну, встречался я с ним двадцать лет назад на судебном процессе, ну, числился он тогда третьим рангом. Так ить для Высшего запудрить мозги – проще некуда! Он же тогда себя никак не проявлял, сидел в сторонке в качестве наблюдателя от Темных и молчал в тряпочку. Вряд ли к нему кто-нибудь всерьез приглядывался. Химригон – совсем темная личность, ты уж прости за каламбур. Сидит в тайге, с медведями общается. А сколько лет сидит? Точно ли двести? А может, все пятьсот, м-м? Ему сумеречным именем позволили пользоваться, по нашим меркам, относительно недавно. А как его до той поры звали? Не было ли другого сумеречного имени, от которого он вовремя избавился, а следы замел, чтобы сопоставить было невозможно? – Денисов посопел, поерзал на водительском сиденье. – Ежели разобраться, все они были в лагере, когда готовился штурм общины. Однако заметь: никто из них непосредственного участия в разгроме не принимал! Мы их с самого начала считали союзниками – и руководителей Дозоров, и Лилю с Химригоном, которые по доброй воле в лагерь пришли. А против кого им на самом деле довелось сражаться? Разве против Каскета? Нет! Против Ворожея, который Хозяину общины был заглавным врагом и вапче – непредвиденным фактором! Сибиряк с Аесароном страдали из-за лишенных Силы и разбежавшихся сотрудников, но отчего-то медлили с атакой. Химригон и Лиля, так замечательно и вовремя вступившие в противостояние, в итоге «выдернули» Ворожея из межслойного пространства Сумрака, помяли его маленько – и энтим ограничились. К Загарино они даже близко не подошли, вломиться внутрь не пытались! Стало быть, каждый из четверых под подозрением.

Угорь ревниво следил за ходом мысли Денисова, но пока получалось, что, за исключением деталей, участковый проговаривал то, что Евгений и сам уже обмозговал, прежде чем в Светлый Клин звонить. И пока от рассуждений деревенского мага картина яснее не становилась.

– Про меня не забывайте, Федор Кузьмич! – вставил он. – С моим прошлым тоже сплошной гопак с кадрилью вытанцовывается. Чего вы улыбаетесь? Каскет в ИКЭМе обычным человеком прикинулся, молоденькой медсестрой! Сколько там дееспособных Иных было – ни один ничего не заподозрил! Ну, кроме столичных… Может, я намеренно себе до поры до времени память заблокировал, чтобы никто не докопался? А как обнаружим Бохоли-Хару… Да что вы все смеетесь-то?

– Смеюсь-то? Н-да… Ты, стало быть, в ИКЭМе сам у себя книжку похитил, чтобы потом другую такую же искать и про себя самого там вычитывать? Экая многоходовка знатная! Всех вокруг пальца обвел!

– Издевайтесь, издевайтесь… – хмуро буркнул Евгений.

Собственно, они уже были на месте. Та возвышенность, на которой стоял в свое время гигантский, словно Московский университет, терем с башенками и лесенками, сейчас напоминала взорванный склад стройматериалов, надежно упакованный метровым слоем снега. После того как Ворожей-Неваляшка разрушил циклопическое сооружение, наверняка отсюда много бревен вывезли – и на бумфабрику в райцентр, и на пилорамы, и в лесные заготконторы, а многое, наверное, и к местным жителям на участки перекочевало. Но слишком уж большой объем был, не успели с ним управиться до снегопадов – так и валялись тонны кирпича и сотни кубометров строевого леса под открытым небом. Вернее, под метровой толщины белоснежным пуховым одеялом.