Сержант помолчал.

— Ну что ж, извини, парень. Ты влип в очень большое дерьмо, — он повернулся к матери Томаса, его лицо было искажено бессильной яростью. — Как вас только земля носит!

— Оставьте, сержант, — Линда Хоукинг говорила сухо и холодно. — Его признание ничего не решает. Если бы он не признался, доказательств преступления всё равно было бы достаточно.

До Томаса начало что-то доходить.

— Пре… преступления? — робко спросил он у сержанта.

— Да, сынок. А ты что думал? Преступление против общественной нравственности первой степени. По новому законодательству такие дела подлежат немедленному расследованию и суду. Расследование проведено и закончено. Извини, малыш, по закону тебя полагается обездвижить. Эй, у кого там пневмошприц…

К его шее прижалось что-то холодное, потом что-то кольнуло, в глазах заплясала радуга, ноги подкосились. Последнее, что он почувствовал — это холод железного кольца на другом запястье, а потом его тело бессильно повисло на руках полицейских.

— …признаются виновными в прелюбодеянии, супружеской измене и совершении инцеста. Согласно Закону о Семье от 2024 года, жизнью, свободой и имуществом виновных отныне распоряжается обладатель преимущественного права, Pater familiaris, то есть глава домохозяйства и отец семейства. Выскажите свою волю.

Линда Хоукинг лежала в клетке для подсудимых рядом со своим сыном. После допроса под суперпентоталом они оба быстро сознались в незаконных отношениях. Допрос вёл компьютер, быстро и равнодушно фиксировавший все ответы, и спокойно игнорировавший все крики и мольбы Тома. После подписания протокола допроса их обоих парализовали каким-то уколом.

Линда лежала спокойно, Том отчаянно пытался пошевелиться, но не мог даже открыть глаза. Он полностью сосредоточился на этом бесполезном усилии, чтобы не слышать того, что говорит его отец.

— Правом, дарованном мне Конституцией, Биллем о Нравственности, и согласно Закону о Семье от 2014 года, в присутствии семи свидетелей, я прощаю свою жену Линду Хоукинг, и признаю за ней все права моей супруги. Моё решение вступает в силу немедленно.

Кто-то из присяжных присвистнул. Томас услышал, как служитель суда открывает клетку, потом послышалось шипение пневмошприца с антидотом. Потом — шорох и стук каблуков. Томас опять попытался открыть глаза, чтобы последний раз взглянуть на мать, но у него опять ничего не вышло.

— На тех же основаниях, я лишаю своего сына Томаса Хоукинга своего покровительства, гостеприимства, прав сына, и каких бы то ни было имущественных прав, а также и жизни. Моё решение вступает в силу завтра, девятнадцатого августа, в полдень. Преступник будет казнен в частном порядке, способом, разрешённым Поправкой Голдмана к Закону об эвтаназии от 2029 года. Тело моего сына остаётся в моей собственности.

Охранник громко высморкался. Подкованные ботинки служителя протопали, кажется, над самым ухом: бум-бум-бум. Послышалось шипение, потом не было ничего.

Том Хоукинг-старший проснулся от аромата роз. Приторный запах, казалось, оседал на губах.

Гигантский букет — настоящий розовый лес — стоял в огромной белой вазе, напоминавшей по размерам ведро. Том подумал, что неплохо было бы попросить воды, но губы не слушались, и он оставил эти попытки.

Так, зрение в норме. Слух — пока непонятно. Ничего не болит. Тело не чувствуется совсем — как в невесомости. Руки, ноги… ничего нет. Ладно, неважно. Интересно, сильно ли попорчен череп? Томас представил себе искромсанный скальп… впрочем, что сделано, то сделано. Аноширван Ходивала — лучший нейрохирург по эту сторону Атлантики. Другое дело, что пересадка мозга — это всегда лотерея.

О, кажется, он что-то слышит. Нет, просто звон в ушах. Как там это объяснял доктор? «Пересаживается, собственно, не весь мозг, а только клетки — носители памяти и идентичности. Мы обдираем кору, как капустный лист, и пересаживаем её этакими ломтиками. Несколько месяцев вы проведёте в состоянии овоща, потом нервные цепочки начнут восстанавливаться. Мозг — очень гибкая штука. Вы не представляете себе, до чего он адаптивен. Уверен, вы справитесь.»

Кажется, тогда он спросил, останутся ли у него какие-нибудь следы сознания предыдущего носителя тела. Ходивала уверял, что нет. «Мы соскребём кору этого парня, и от него ничего не останется. Это будете именно вы. Только в новой плоти.»

Ходивала говорил очень уверенно. Интересно, на ком он набил руку? На индусах? На русских? На своих соотечественниках? Неважно. Главное — он, Том Хоукинг, жив. Сознание возвращается.

Прекрасный летний день. Какое счастье — видеть этот золотой воздух в палате… Видимо, тут большое окно. Когда он встанет, он увидит цветущий сад. Откуда-то он знал, что там, за окном, именно цветущий сад. И запах, запах… Розы и лето. Жизнь.

На дне души заскреблась какая-то тревожная мысль. Ну да. Почему же нет доктора?

Ага, вот и доктор. Он стоит, улыбается… смотрит на приборы… ага, перед глазами появился экран компьютера.

«С днём рождения, Томас. Ты родился заново» — на экране появились буквы. Какие крупные. Хм-хм, он всё-таки беспокоится за моё зрение.

«Ты видишь меня и чувствуешь запахи. Ты не слышишь меня и не чувствуешь своего тела. Это пройдёт, но не сразу. Твой мозг прекрасно приживается, Томас. Операция прошла великолепно.»

Изображение мигнуло.

«Томас, мне нужны деньги. Прошло уже четыре месяца, и на моём счёту пусто. Ты обещал отдать вторую часть неофициального гонорара после операции.»

Опять что-то мигнуло.

«Ты можешь мне ответить. Попробуй пошевелить пальцами.»

Томас попробовал, но ничего не почувствовал. Зато на экране стали появляться буквы. Ага. Они подключили нервы прямо к клавиатуре.

Что-то его беспокоило, но он не мог понять, что же именно. Деньги? Ну, главный приз ждёт Ходивалу не сейчас. Не сейчас. Когда он, Томас Хоукинг, будет ходить, играть в теннис и иметь женщин. Кстати, неплохо было бы начать с Линды. В конце концов, она его жена. И с мальчиком Томми она спала с удовольствием… Ладно, посмотрим. Достаточно и того, что она честно отработала на него восемнадцать лет. Выносила и родила нужное ему тело. Это был, кажется, четвёртый подрощенный зародыш; он уже было собирался расторгнуть соглашение и поискать кого-нибудь помоложе. Правда, услуги Линды обошлись ему недёшево. Хотя и не дороже услуг доктора Ходивалы.

«У меня нет денег, Томас. Мне нужны деньги. Сейчас. Заплати мне за четыре месяца.»

Он опять пошевелил пальцами. Ага, у нашего доктора финансовые затруднения. Скорее всего, лжет… но если нет? Ну что ж, он отдаст ему те счета на Коморах. Этого ему хватит ещё на полгода, как минимум. Разумеется, он что-то украдёт, но немного. Он же знает, что потом он, Томас Хоукинг, проверит все счета. А главный приз дожидается его, когда он будет здоров. Совсем здоров. И уж тогда… тогда он вычтет из его гонорара всё, что нужно. А может быть, чуть больше.