И еще оставался Адольф Бергшё. Несмотря на свои компетенции хакера, Линн выяснила только то, что у него двое детей. Дочь она отследила до самой Австралии, где та теперь проживала под новой фамилией. А вот о сыне Бергшё Линн так ничего и не выяснила. Он не присутствовал на похоронах отца, а сестра много лет с ним не общалась. Брат «очень занятой человек», заявила сестра, когда Беатрис сумела с ней связаться. Сестра перестала ему писать, поскольку никогда не получала ответа.

В поисковой системе налоговой службы адрес Бергшё значился как неактуальный. Никаких дальнейших переадресаций. Других живых родственников у Адольфа Бергшё не осталось. Из динамика мобильного телефона доносился металлический голос автоответчика. Беатрис сдалась и отключила разговор. Это уже третья попытка — и ответа так и нет. Нервно вздохнув, она написала сообщение по электронной почте и отправила запрос в отдел переписи населения налогового управления.

Потом она отправила эсэмэску Юнгбергу, сидевшему у себя в кабинете. Еще двенадцать человек, которыми он может пополнить свой список. Они решили, что начнут с самого начала, записав всех потенциальных недоброжелателей в список врагов. Всех тех, кто мог затаить обиду на Пролига и Гренфорса. Затем можно будет проверить их всех по полицейскому реестру — не числятся ли за ними другие преступления, и по одному вызвать на допрос. Даже если им помогут, работа займет весь завтрашний день. Головная боль усилилась. Если вообще удастся разыскать всех, кто значится в списке.

Беатрис отодвинула от себя бумаги и захлопнула крышку ноутбука. За окнами уже почернело. Надо сделать перерыв. От стресса заболело в животе. «Вольверину» и отмывание денег она раскрыла. А вот с Гренфорсом и Пролигом уперлась в стену. Кроме того, ее не покидало чувство, что Эрик сознательно попытался отделаться от нее. Не слишком ли он спешил в одиночку поехать в SEB, вынудив ее сидеть и перебирать более или менее наобум? Когда он, возможно, точно знает, что именно нужно искать. В затылке по-прежнему ломило, в животе болело. Раздражение и гастрит. Не лучшее состояние для продуктивной работы. Ей нужен массаж. «Профессиональный, а не тот, который предпочитают парни из прайвет-банкинга», — подумала она и разозлилась еще больше. Она потерла затылок, поднялась и приоткрыла окно. На углу Тулегатан она увидела притягательный полукруг желтого отсвета, лежащий на тротуаре. Тут она вспомнила, что весь день ничего не ела. Ей срочно нужен ужин — и бокал вина.

«Идиот», — подумал Юнгберг. С раздражением сбросил вибрирующий звонок. Звук и так был отключен, однако Юнгберг все равно вышел из себя. У него и так дел по горло, а тут еще лезут всякие охотники до чужого горя. Он настучал эсэмэску.

«Вы сами прекрасно понимаете, что я не могу дать никаких комментариев. Следствие идет полным ходом. Не звоните больше».

Уже в четвертый раз надоедливый репортер из «Афтонбладет» звонил в надежде получить комментарии по только что опубликованному новому видео о Пролиге, которое неожиданно появилось в Сети.

Юнгберг остановил видео на компьютере. Видео обновилось с тех пор, как Севиньи десять минут назад сообщили о нем анонимным звонком. Похоже, настырный журналист получил такой же звонок — о закрытом чате, где проходил суд над Пролигом, устроенный его похитителем.

Юнгберг поерзал на стуле. Фильм оказался таким же отвратительным, что и предыдущий. Хотя страдания, которым подвергался пленный, на этот раз были не столь очевидны. Теперь Пролиг не был голый, окровавленный и покрытый испражнениями. Его обтерли, причесали и надели на него рубашку. Однако настроение стало еще более гнетущим. Видео показывало судилище. Или, в худшем случае, некролог. На этот раз голос незримого похитителя в видео не присутствовал. Только сам Пролиг, который признавал себя виновным и, заикаясь, читал свой собственный приговор. Никаких требований выкупа в фильме не упоминалось. Ни слова об условиях, на которых пленный может быть отпущен на свободу. О наказании тоже не говорилось. Однако Юнгбергу казалось, что Пролиг по-прежнему жив. Обновление видео дало ему слабую надежду. Похититель заложил в видео таймер, отсчитывающий время.

Сотые доли секунды мигали, постоянно сменяясь.

Осталось 14 часов.

— Выложили новое видео.

Рикард резко свернул к квартире Коскинена на Хагагатан, 20. Мария помахала ему рукой. Рикард показал ей, что сейчас подойдет, и вернулся к разговору с Юнгбергом по телефону.

— Похититель выдвигает условия?

— Нет. Но надо торопиться. Похоже, похититель намеревается казнить Пролига. Видео — это суд. С таймером.

— Что?

— С обратным отсчетом — до приведения приговора в исполнение. Через четырнадцать часов.

В голосе Юнгберга Рикарду почудились признаки стресса — не самое обычное для коллеги состояние.

— Есть ли у нас хоть какие-нибудь зацепки? Как, черт подери, мы его разыщем?

— Мы с Беатрис перелопатили все. У нас получился список из двадцати шести имен людей, которым Гренфорс и Пролиг сильно навредили своими совместными делишками. Кое-кому из них я успел позвонить, но у них алиби. Многим дозвониться не удалось, но завтра попробуем позвонить еще раз и пригласить их на допрос.

— Я приеду и помогу тебе.

— Отлично, мне нужна помощь в обзвоне. Я не мог связаться с Беатрис с тех пор, как выложили видео, так что она не в курсе, что надо торопиться.

Мария поспешно отступила назад, когда Рикард попытался ее обнять.

— Как хорошо, что ты смог меня забрать. Мне нужно отправить кое-что в лабораторию. Нашла ноутбук, спрятанный у Коскинена, — возможно, он принадлежал Аландеру, но аккумулятор умер. Лаборатории надо как можно скорее его посмотреть, а потом передать Саману и Линн — если, конечно, это тот самый компьютер.

«А затем мне придется долго отмокать в ванне», — подумала она. Вонь в квартире стояла ужасающая, им всем пришлось работать в респираторах. Даже если документы и жесткие диски подлежали анализу, все остальное из квартиры отправится прямо на помойку, как только криминалисты закончат свое дело. Хотя она сняла с себя пластиковый комбинезон и латексные перчатки, ее не покидало чувство, что на нее вылили жидкую мертвечину. Мария указала на «Ауди», стоявшую в кузове грузовика рядом с ними.

— Та же модель, что и в мае. Соседи ничего не заметили.

Рикард кивнул в сторону сгоревшей машины.

— Как ее взорвали?

— Взорвали — слишком сильно сказано. Напротив, похоже, кто-то желал полностью испортить ее, не допустив распространения огня до бензобака. Нацист с сильно развитой эмпатией, озабоченный безопасностью проходящих мимо людей.

— Да уж.

«Или добрый террорист, — подумал он, — который может оказаться ближе, чем мы думаем».

Звякнуло в мобильном телефоне. Эрик. Рикард прочел загадочное сообщение: «У Борга алиби. Нашел другую странную штуку, но, похоже, ничего особенного. Сообщу».