Мое сердце пускается вскачь.

– Что случилось?

– Я знала, что у меня есть сестра… видела, как Лаклан проводил анализы на ее образцах, и мне всегда хотелось узнать о ней больше, но он отказывался говорить со мной об этом. А когда я продолжила расспрашивать, образцы исчезли. Поэтому во время побега из лаборатории это единственное, что мне не удалось унести с собой. Я украла работы Лаклана, ключ к его шифру, его заметки, все. Но не смогла ничего найти о сестре, с которой делила один резервуар. Я даже не видела ее ДНК. Но мне всегда хотелось узнать о ней побольше… провести собственные опыты.

– Но ты не могла, – говорю я. – Ведь у тебя не было ее генома или образца тканей.

– В том-то и дело. – Цзюнь Бэй вскидывает руки. – Я не знала ни ее генома, ни каких-то отличительных черт… ничего. Но существовал способ, с помощью которого я могла это выяснить. Мы ведь росли в одном резервуаре, верно? Как близнецы в утробе матери. И она погибла от гидры. А значит, попросту взорвалась.

Я моргаю, с ужасом представляя, как Цзюнь Бэй росла в том же резервуаре, где взорвалась ее сестра. Хотя это не так уж жутко, как кажется. Многие люди поглощают своих близнецов в утробе матери и оставляют в себе часть их ДНК. При этом большинство из них даже не знают, что это произошло. Так что Цзюнь Бэй вполне могла вырасти с несколькими клетками своей сестры, оставшимися внутри нее.

И если она хотела изучить ее ДНК, ей требовалось лишь найти эти клетки и вычленить их.

И от этой мысли у меня перехватывает дыхание.

– Что ты имеешь в виду, Цзюнь Бэй?

Разволновавшись из-за нашего разговора, она начинает расхаживать по комнате.

– На моем теле есть участки, на которых у меня так и не получилось изменить ДНК на собственную. Пятна на щеке, руке и лодыжке. Я постоянно пробую изменить их, но каждый раз, восстановившись, кожа становится такой, как у тебя. Думаю, именно туда изначально попали клетки моей сестры, которые прятались там всю жизнь, пока я не решила их вычленить. Но одно место никогда не менялось. Правда, я даже не пыталась от него избавиться. Это твоя половина мозга.

Эти слова звучат как гром среди ясного неба. И, кажется, будто даже симуляция застывает. Я впиваюсь взглядом в Цзюнь Бэй, чувствуя, как в ушах пульсирует кровь.

– Ты хочешь сказать… что некоторые из моих клеток всегда находились внутри тебя? Что часть меня всегда жила в твоем теле?

– В каком-то смысле ты действительно моя сестра. Но это еще не все. Раз Гадюка написала на твоих образцах «Носитель», это означает, что у тебя есть дар, как и у всех нас. Твоя ДНК распространяется по клеткам. Вот почему пятна на моем теле стали такими большими. Видимо, именно поэтому, проведя в пустыне полгода, я попыталась стереть лишь половину своего мозга и чуть не покончила с собой. Теперь понятно, что меня так сильно напугало и что сподвигло на этот поступок.

Я поеживаюсь от охватившего меня озноба.

– Что ты имеешь в виду?

Она встречается со мной взглядом.

– Думаю, твоя ДНК разрослась не только в моем теле, но и в мозге. И, думаю, через некоторое время ты очнулась.

Перед глазами мутнеет, и я на ощупь пробираюсь к лабораторному столу, чтобы опереться на него.

– Значит, Лаклан не создавал меня?

Она качает головой:

– Наверное, он думает именно так, но я считаю, что ты уже делила со мной разум. Думаю, я вживила имплант, чтобы контролировать тебя… и удержать от захвата моего тела. Видимо, Лаклан заметил, что некоторые из клеток содержат твою ДНК, и знал, что я изучала свою сестру. Поэтому, решив спрятать меня, просто изменил остальные клетки, чтобы они соответствовали твоим. Но никто не создавал тебя, Кэт… Ни я, ни Лаклан. Ты возникла из клетки маленькой девочки, которая умерла еще до моего рождения, а потом ворвалась в мой мозг, приняв его за свой собственный. Ты создала себя сама.

Это просто невероятно. Я наклоняюсь вперед и упираюсь руками в бедра. Последние несколько недель я считала себя инструментом, созданным Лакланом. Одноразовой пустышкой, которую он использовал и планировал выбросить. Той, что не заслужила даже человеческого отношения. Конечно, это не меняет того факта, что у меня отсутствует тело, а я занимаю лишь половину чужого мозга, но зато успокаивает терзавшую меня боль.

Возможно, Лаклан лгал и использовал меня, а наши черты лица и ДНК похожи, но он не создавал меня. И этой капли самостоятельности в запутанной истории моего прошлого достаточно, чтобы вернуть веру в свои силы. Я не пешка в его продуманном плане. Не поверившая ему идиотка. Я сама по себе, а значит, он меня недооценивал.

– Так ты носитель, – задумчиво бормочет Цзюнь Бэй, кусая ноготь на большом пальце. – Но зачем ты понадобилась Агнес? «Панацея» не использует какой-то особый носитель… она основана на часто используемых белках гентеха.

– Может, код будет работать лучше с другим носителем? – предполагаю я. – Что ты знаешь о белках гентеха?

Цзюнь Бэй хмурит брови:

– Немного. Они очень популярны при кодировании и не изменялись с момента изобретения гентеха. Именно благодаря им он и работает.

Я приподнимаю бровь.

– Базовые носители гентеха не изменялись последние тридцать лет?

Цзюнь Бэй отрицательно качает головой:

– Да. Они невероятно стабильны и абсолютно эффективны.

– Хммм, – выдыхаю я и, оттолкнувшись от стола, возвращаюсь к окну.

В голове кружатся безумные мысли. Когда панель Коула начала глючить, то в сообщениях об ошибках сообщалось, что он заражен вирусом. И тогда он спросил, может ли какой-то алгоритм в его панели использовать клетки гидры в качестве носителя. Только им под силу так быстро и эффективно вторгаться в каждую клетку тела, но тогда существовала бы опасность, что вектор мутирует и заразит человека. Так что использование даже части ДНК гидры в гентехе было бы до безумия безответственно. Но это не означает, что такого не могло случиться.

– Гадюка основала «Картакс» тридцать лет назад, – говорю я, оглянувшись на Цзюнь Бэй. – Именно тогда обнаружили гидру и начали ее изучать.

Она склоняет голову набок:

– К чему ты клонишь?

Я же вспоминаю документы, которые мы обнаружили в хижине.

– И первые панели появились так же тридцать лет назад, верно? Их создали в «Картаксе».

Цзюнь Бэй кивает:

– Все верно. Тогда на них стояло лишь несколько модулей.

– Но «Картакс» создали не по этой причине. А чтобы разработать вакцину.

Глаза Цзюнь Бэй сужаются:

– Чертовы засранцы.

Теперь и она поняла ход моих мыслей. Просто меня очень удивило, что «Картакс» за несколько лет создал технологию, изменившую мир, а за последующие тридцать так и не смог разработать вакцину от вируса. Единственная версия, которую они создали, появилась только после того, как гидра убила половину людей на планете. Но она оказалась не очень действенной.