Как я говорил в главе 4, шумпетерианская и австрийская школы осуждают совершенную конкуренцию, идеализируемую экономистами неоклассической школы, считая ее состоянием экономического застоя, где нет никаких инноваций. Если приманка (временной) монопольной прибыли мотивирует компании к инновациям, подавление или даже раздробление монополий приведет к сокращению инноваций и технологическому застою. От того, что Шумпетер называет «бурей созидательного разрушения», по их мнению, в долгосрочной перспективе не застрахована ни одна монополия. General Motors, IBM, Xerox, Kodak, Microsoft, Sony, Blackberry, Nokia и многие другие компании, которые когда-то были почти полными монополистами на своих рынках и считались непобедимыми, утратили свои позиции и даже закончили свои дни на свалке истории, как, например, Kodak{153}.

Только что я продемонстрировал, что один и тот же рынок, где доминируют монополии, может быть рассмотрен как наиболее успешный одной школой экономической теории (шумпетерианской или австрийской) и как случай полнейшей несостоятельности – другой (неоклассической). Разумеется, монополия может служить самым крайним примером, но выше я уже описал множество случаев, когда некоторые школы видели успех рынка в том, что другие считали провалом. Например, я отмечал, что сторонник неоклассической школы высоко оценивает свободный рынок за то, что он позволяет всем странам максимизировать свой доход с учетом их ресурсов и производственного потенциала, но девелопменталисты критикуют его за то, что он мешает отсталым странам нарастить свой производственный потенциал и таким образом максимизировать свои доходы в долгосрочной перспективе.

Дело в том, что трактовка несостоятельности рынка и, соответственно, оправдание действий правительства, зависят от того, какую теорию работы рынка вы принимаете. Поскольку различные экономические теории придерживаются разных взглядов на то, как работают рынки и что считать их несостоятельностью, мы не можем вынести взвешенное суждение о роли государства без учета всего спектра соответствующих экономических теорий. Эта точка зрения усиливает аргументы в пользу плюралистического подхода к экономике, с которым я познакомил вас в главе 4.

Как верно отмечают некоторые экономисты – приверженцы свободного рынка, проявление несостоятельности рынком необязательно означает, что ситуация улучшится при государственном вмешательстве. Энн Крюгер, Джеймс Бьюкенен, Алан Пикок и их последователи справедливо отвергают отдельные факты несостоятельности рынка в качестве обоснования гипотезы о том, что государство представляет собой современное воплощение «правителя-философа» Платона – великодушного, всезнающего и всесильного. Они указывают, что реальные правительства не идеальны и что они могут оказаться неспособны – или, хуже того, могут даже не хотеть – исправить ситуацию несостоятельности рынка. Согласно этой теории, называемой теорией неэффективного государственного вмешательства или иногда теорией общественного выбора, цена неэффективного государственного вмешательства зачастую обходится обществу дороже, чем цена несостоятельности рынка. Выходит, лучше смириться с неэффективной работой рынка, чем согласиться на правительственное вмешательство, которое только ухудшит положение дел.

Теория неэффективности государственного вмешательства находит ряд причин, по которым правительство иногда не хочет проводить «правильную» политику, даже если может. В некоторых случаях им управляет диктатор, заинтересованный не в благосостоянии граждан, а в собственном обогащении, как, например, Мобуту Сесе Секо (Заир, 1965–1997) и Фердинанд Маркос (Филиппины, 1965–1986). Эти «хищнические» государства – вернее, их лидеры – налогами и взяточничеством выжимают соки из экономики, что приводит к катастрофическим долгосрочным последствиям.

В условиях демократии правительство находится под контролем политиков, главная цель которых состоит в том, чтобы получить и удержать власть, а не способствовать достижению общественных интересов. Они последовательно проводят политику, повышающую их шансы на выборах, – увеличение государственных расходов без должной отдачи в виде роста доходов, например. При мажоритарной избирательной системе, основанной на избирательных округах, в противоположность системе, основанной на партийных списках, политики пытаются направить государственные финансы на проекты, развивающие их собственные округа, даже если с национальной точки зрения это создает лишние траты. Вот почему во многих странах больше аэропортов и стадионов, чем им на самом деле нужно.

Даже если политики выбирают правильный курс, они не всегда способны реализовать его должным образом, потому что у чиновников, управляющих его реализацией, есть свои планы. Последние станут разрабатывать такую стратегию управления государством, которая будет служить на благо им, а не избирателям, – раздувая бюджеты своих ведомств, минимизируя усилия, сокращая сотрудничество с другими ведомствами, чтобы защитить собственные сферы влияния. Таких называют «корыстолюбивыми чиновниками». Если вы хотите увидеть их в действии, посмотрите телесериал ВВС «Да, господин министр» и его продолжение «Да, господин премьер-министр» с участием легендарного южноафриканского актера Найджела Хоторна, который играет учтивого и хитрого заместителя министра Хамфри Эплби.

И последняя, но не менее важная причина – это лоббирование, осуществляемое различными группами лиц с общими интересами. Банкиры продвигают введение более мягкого финансового регулирования, промышленники просят об усилении защиты торговли, профсоюзы настаивают на повышении минимальной заработной платы, и все это они делают, не учитывая последствий для национальной финансовой стабильности, потребительских цен или безработицы. Иногда эти «группы по интересам» не просто лоббируют, но успешно руководят теми самыми государственными органами, которые должны ими управлять, – таким образом происходит захват регулирующих органов. Например, отражая силу финансовой индустрии США, в течение последних тридцати двух лет (между первым президентством Рональда Рейгана в 1981–1985 годах и первым сроком правления Барака Обамы в 2009–2013 годах) шесть из десяти человек, занимающих должность министра финансов США (в совокупности в департаменте в течение 21,5 года), вышли из финансовой индустрии{154}. Двое из них, Роберт Рубин и Хэнк Полсон, работали в одной компании – Goldman Sachs.